— Тархов говорил мне, что вы ее опечатали и спрятали. Прошу вас не скрывать ее; в противном случае я буду вынужден сделать у вас обыск.
Бобров замялся, но, видя, что дальнейшее запирательство бесполезно, сказал:
— Вероятно, она здесь, в письменном столе.
Действительно, в правом ящике того самого стола, за которым он сидел, лежала запрятанная бритва, завернутая в почтовую бумагу, завязанная и запечатанная.
— Позвольте попросить у вас также футляр, в котором она прежде хранилась, и другую бритву, составляющую с этой пару.
Все это он мне подал.
— Где находится теперь ваша сестра Анна Дмитриевна?
— Я ее свез к нашей тетке Ефремовой, в двух шагах отсюда, в доме Руфа.
— Вы живете с ней вдвоем?
— Нет, с нами обыкновенно живут мать и отец, которые теперь в деревне.
— Заезжала ли ваша сестра вчера домой или прямо из суда вы ее отвезли к тетке?
— Ее привезли ко мне ночью из суда. Сегодня утром я ее свез к Ефремовой; там ей покойнее.
Я отправился к тетке Бобровой.
— Дома ли госпожа Ефремова? — спросил я у служанки, которая отворила мне дверь.
— Дома, пожалуйте.
Несколько минут я прождал хозяйку, наконец она вышла.
— Не у вас ли Анна Дмитриевна Боброва?
— Была у меня, но теперь ее здесь нет. Она уехала к дяде своему Гамельману.
— Где он живет?
— Возле пруда, в доме Бриля.
Я поехал в дом Бриля, а по дороге зашел к себе и спрятал бритвы. Гамельмана я застал за завтраком; он засуетился, приказал, чтобы подали лишний прибор, и попросил меня принять участие в его трапезе.
— Извините, мне некогда. Не здесь ли ваша племянница?
— Которая, батюшка? У меня их полгорода; Эмма здесь, только ушла с женой гулять.
— Нет, Анна Дмитриевна Боброва.
— Пять минут ранее вы бы ее застали здесь; она приезжала ко мне давеча с Ефремовой и осталась было у меня погостить, но сейчас был здесь ее брат и увез с собой.
Я опрометью бросился к Боброву, но уже не застал его дома. Я отправился к полицеймейстеру. Скоро вся полиция была поднята на ноги. Городовые, хожалые и пристава разъехались в разные стороны искать Боброву. Ясно было, что брат хотел скрыть сестру свою. Сам я между тем поехал в тюремный замок к Ичалову.
Когда я вошел в его камеру, он сидел на деревянной кровати, облокотившись о подушку; небольшое круглое окно под самым потолком едва освещало его комнату, воздух был очень тяжелый. Я сел подле него на кровать.
— Надеюсь, — сказал я, — что вы, господин Ичалов, скажете теперь всю истину.
— Боброву вы уже допросили?
— Нет еще.
— Так я отказываюсь отвечать. Пусть она прежде меня даст свое показание, а там я расскажу все, что знаю.