Аркашка повздыхал, поглядывая на больных и сестер.
- А у вас ничего тут. Больные благообразные, не раздутые от трагедии мордовороты. И кадры есть. Ишь как копытцами бьет.
Мимо проходила сестричка Лидочка, та, что подзывала Петрова к телефону. Она была без халата, в вязаной шапочке и длиннющем шарфе: работу закончила, шла домой. Аркаша догнал ее, как-то естественно опустил на ее оторопевшую ладонь конфету "Мечта" и сказал:
- От моего папы. Вам. Вон мой папа сидит. Не обижайте его.
Лидочка посмотрела на Петрова с укоризной, покраснела и пошла, и заслонилась от Аркашки стеклянной дверью. Но Аркашка уже не смотрел на нее.
- Вспомнил! - Аркашка шлепнул себя по лбу. - У тебя десятки не будет?
Петров сходил в палату, принес десятку.
- Ну, как ты меня понял - без глупостей. - Аркашка снова обнял отца за плечи. - Мать говорит, ты свои вещи из дома унес.
- Унес. - Петров кивнул. - Унес. И закопал.
- Па, у тебя нет такой мысли, что ты в мою квартиренку, а я к мамашхен?
- Нет. Ты не волнуйся, если и будут мысли, они будут проще.
- Па, ты взрослеешь бешено. Скоро я тебя на "вы" буду звать. Аркашка постоял, раздумывая о чем-то, видать, для него важном. - Выйдем, наконец сказал он. - Пальтецо у тебя где?
У решетки, ограждающей территорию диспансера, среди обычных "Жигулей", "Москвичей" и "Запорожцев" стоял оранжевый "Вольво".
Сначала из машины показалась щиколотка в тонком чулке, затем сверкающее колено, затем пушистая юбка, затем полы шубы из серого зверя, затем шарф толстой вязки, затем волосы соломенного цвета. И вот она распрямилась: Аркашка был высок, но она выше его на голову, и на какую голову - сплошные зубы для улыбок и для колки орехов. После первого ослепления зубами можно было рассмотреть детские глаза и детский выпуклый лоб.
- Ольдегерда, - сказал Аркашка. - Моя невеста. Она из Швеции. Не думал тебе показывать, думал, расстроишься, да ладно уж - смотри.
Петров поклонился, хотел было протянуть руку, но одернул себя: "Ты что, Петров, может, за границей не положено, у тебя же ЭТА болезнь, по-ихнему канцер". Он смутился. И Ольдегерда смутилась. Светилось в ее глазах простодушное желание понравиться, и руки у нее были большие, как весла, и вся она как будто плыла в каком-то неведомом море.
"Хорошая девушка", - решил Петров.
- Она по-русски понимает?
- Понимаю, понимаю, - сказала Ольдегерда с улыбкой. - Только не понимаю, почему Аркадию нельзя со мной жениться? Мой папа химик.
- Да я не возражаю. - Петров окончательно смутился, но вдруг вспомнил о кулечке конфет в кармане пижамы, достал его и вложил в ладони Ольдегерды.