И кричал Петров во сне детским хрустальным голосом.
- Да, - сказал Петров, поставив череп на стол. - Череп.
- Я знал, что он вам понравится. Его зовут Мымрий - скифское имя. И вы его так называйте. У меня такое чувство, что он отзывается. Скажешь, когда придешь ночью: "Привет, Мымрий!" - и чувствуешь: отзывается. Осуждаете, что обратно не закопал, - ему же на воздухе лучше, я так считаю... - Вдруг Авдей схватил Мымрия со стола, быстро завернул в газеты и метнул глазами по комнате. - Где ваш чемодан?
- А в чем дело?
- Эта Любка идет.
Петров почувствовал, как тепло шевельнулось у него в груди. Он вытащил из-под кровати дорожную сумку и раскрыл ее.
Когда Люба вошла в комнату, сумка уже стояла под кроватью.
- Отдал? - спросила Люба у Авдея. - Ну и вали. Нечего тут.
- Может, поужинаем? - вмешался Петров.
Но Авдей уже шел к двери.
- Вы ужинайте без меня. У меня еще деньги остались. Кроме того, нужно сдерживаться, это распущенность - все время кушать.
- Отвали, тебе сказано! - крикнула Люба и сняла с ноги босоножку.
- Ах, какие мы пушистые и душистые, - сказал Авдей и повилял бедрами.
Люба швырнула в него босоножку, но Авдей ее поймал.
- Александр Иванович, когда вы улетаете? Каким рейсом? Я вас провожать приду.
Петров назвал день и час.
- Привет! - Авдей раскланялся и ушел.
- Я не хочу ужинать, - сказала Люба.
- Пустяки. Пока доедем до ресторана, захочешь.
Петров спал плохо. Тесно. Потно. Люба захватила пространство узкой кровати простодушно, как ребенок.
Но проснулся Петров от странного ощущения, будто брякает что-то. Сел в кровати, прислушался - брякает. "Может, лишнего выпил? - подумал он. Интересно, Люба слышит, как брякает?"
- Слышу, - сказала Люба и тут же уснула.
Петров прошелся по комнате. Выпил воды. И вдруг вспомнил: Мымрий! Этот Мымрий - зачем он ему? Авдей, конечно, добрый мальчишка, но сноб. Сильнее забрякало, даже сердце слегка заныло.
"Старый я, - уныло подумал Петров. - Эх, Мымрий Мымрий. Осуждаешь. Если бы мы до конца понимали свои поступки, мы перестали бы их совершать. А это конец, Мымрий, конец". Петров рассердился - не хватало ему до того допиться, чтобы по ночам со скелетами разговаривать. Ему почему-то не хотелось сказать - с черепом. Петров стиснул веки, выдавив из-под них по слезе.
- Мы ничего не придумали, Мымрий, - сказал он. - Все грехи человеческие совершили до нас Адам и Ева.
Снова забрякало. Петрову показалось, что бряканье приобрело оттенок доброжелательности, более того - дружественности.
- Не спите, - сказала Люба. Она коснулась его спины горячими пальцами.