– Да.
– Я думаю, тогда тебе не стоило бы курить это…
– Да я отлично себя чувствую.
Пламя зажигалки осветило суровое лицо. Повседневную маску. Он глубоко затянулся – заполнил легкие дымом, который далеко-далеко отодвигал мир и его самого.
– Ты – человек бессовестный и причудливый, – сказала она через секунду. – Но даже твои собственные подлости не делают тебя подлецом. …И эта наглая улыбочка, и этот опасный взгляд.
Фалько хотел было, не отвечая, передать ей сигарету, но Мойра качнула головой. Расширенные зрачки будто впивались в его лицо.
– Не довольно ли? Неужели не боишься, что тебя убьют?
Он улыбнулся молча и снова втянул дым.
– Нет, не боишься, – заключила Мойра. – Ты ведь из тех, кто уверен, что сами знают, когда бросить женщину, когда пить, а когда и жить. Но ведь и вы иногда ошибаетесь.
– Хорошо сказано.
– Вычитала эту фразу где-то, не помню где… А может, и не вычитала… Ее бы мог произнести и мой Клайв. И я. И ты.
Слова ее доходили до Фалько будто издали. Звучали приглушенно и медленно. Она так говорит – или я так слышу, подумал он.
– Я никогда не спрашивала, случалось ли тебе убивать, – вдруг с неожиданной живостью проговорила она.
Она подвинулась чуть ближе, приникла к нему. Сквозь тонкий шелк он ощутил тепло ее тела. Полы кимоно разошлись, открывая лобок. Выбритый, отметил Фалько.
– Ты мне сказала как-то… – припомнил он. – «Мне нравится, что ты делаешь то, о чем другие лишь мечтают».
Мойра не сводила с него затуманенных ошалелых глаз.
– Я согласен с этим, – сказал он, чувствуя, что слова даются ему с трудом. – Я много думал… Потому я и любил тебя какое-то время… Если я вообще способен кого-то любить… По крайней мере, мне казалось, что это любовь.
Шевельнув рукой, он осторожно прикрыл ее наготу тканью кимоно.
– Что толку вспоминать… Что было, то прошло.
Притихшая было Мойра чуть слышно засмеялась.
– Когда-нибудь ты состаришься, друг мой.
– Вполне возможно.
– А если повезет – не доживешь… Потому что не могу представить тебя стариком, который смотрит, как скатываются дождевые капли по стеклу.
– Во всяком случае, вспоминать буду тебя. Ты – одна такая.
Не успел он договорить, как почувствовал удар в бок.
– Лгун… Был мошенником – и останешься.
Фалько захохотал и, подавившись дымом, закашлялся. Сигарета уже обжигала ему кончики пальцев. Он сунул ее в пепельницу.
– Самая заветная мечта одной такой женщины – пережить самое себя. – Она осторожно прикасалась к его лицу. – Ну, и сам видишь… Обороняешь крепость, где нечего больше защищать.
Она снова чуть подвинулась, освобождая ему место. Голова у Фалько медленно кружилась, унося его в те края, куда звуки доходили с промедлением, где движения казались нескончаемыми. Он лег на диване ничком, положив голову на живот Мойре.