Три точки, тире, точка, тире. Конец связи. Потом снял наушники, взял свои часы и выключил рацию.
Фалько достал зажигалку и сжег листок с шифровкой.
– Завтра сиди в «Кафе де Пари», – приказал он. – Можешь мне понадобиться в любую минуту.
Радист улыбнулся застенчиво и радостно:
– Дело идет к развязке?
Фалько тщательно растер пепел.
– Почти.
Он достал портсигар и закурил. Вильяррубия спросил, указывая на сигарету:
– Можно спросить?
– Смотря о чем.
– Почему ты всегда закуриваешь с другой стороны?
– Чтобы нельзя было по окурку определить марку. По сорту сигарет можно выйти и на курильщика.
Юноша глядел на него с восхищением:
– Обалдеть!
В отеле портье вместе с ключом вручил ему запечатанный конверт. В нем лежала записка, подписанная инициалами Мойры Николаос:
Моряк свяжется с тобой сегодня вечером от восьми до девяти. Просит быть у телефона.
Было всего четверть восьмого. Фалько вошел в телефонную кабинку, позвонил Антону Рексачу и обиняками ввел его в курс дела. Надо заранее принять меры и на тот случай, если капитан Кирос согласится на наше предложение и сдаст судно, и – если откажется. Еще попросил предупредить командира «Мартина Альвареса» и назначить ему встречу завтра с утра пораньше, чтобы выработать план действий на оба варианта – орел ли выпадет или решка. Неплохо, добавил он, чуть подумав, если во встрече примет участие и консул. Рексач заверил, что все сделает и подготовит к часу дня.
Повесив трубку, Фалько сказал портье Юсуфу, что будет в мавританском баре. Сел там на диван, заказал джин-физз и принялся листать довоенные номера «Вуаля» и «Эстампы» – «Новости Голливуда: Клодетт Кольбер сочетает исторические фильмы с психологической комедией». Ненадолго зачитался статьей о мужской моде Лондона, включавшей новый фасон остроносых башмаков, который улыбавшийся модельер – его снимок был помещен тут же – назвал «испанским сапогом». Дочитав, Фалько отложил журнал и подумал, что человек, в 1937 году назвавший мужские ботинки «испанским сапогом», заслуживает участи, постигшей политкомиссара Трехо. Включая в качестве финального аккорда и пересохший колодец.
В десять минут девятого в дверях бара возник Юсуф. Фалько еще мгновение посидел неподвижно, освобождая голову от всего, что не имело отношения к предстоящему в ближайшие минуты разговору. Потом поднялся и пошел в вестибюль. Прежде чем закрыть дверь застекленной кабинки, убедился, что портье на коммутаторе переключил звонок на него.
– Слушаю.
– Я обдумал ваше предложение. Оно в силе? Особенно в части, касающейся моей семьи?
Голос капитана Кироса долетал словно издалека и звучал устало. Последние дни выдались нелегкими для всех, а для него – стократ тяжелее.