– Будь осторожен… – сказала она.
И он был осторожен. Или, по крайней мере, пытался. Странное чувство испытывал он, лаская простершееся рядом тело – напряженное так, словно все мышцы были сведены болезненной судорогой. Фалько не спешил и был терпелив, но от каждого его прикосновения к этому беззащитно открытому, лишенному запахов телу Ева инстинктивно вздрагивала, словно от легкого удара током. Фалько больше не трогал ее, а перевернулся на спину и пристроил голову Евы себе на плечо. Она не противилась и лежала неподвижно, а он чувствовал ее дыхание – очень слабое и очень редкое. Он поглаживал ее волосы.
– Так лучше?
Она не ответила и не шевельнулась. Уткнувшись в лощину между его плечом и подмышкой, дышала так же неглубоко и редко. Тогда он перенес руку и осторожно обхватил ее за спину. Тугое тело Евы вновь обрело – а может быть, никогда и не теряло – свою мускулистую, почти атлетическую соразмерность.
– Трудно, – почти неслышно произнесла она.
– Понимаю.
– Едва переношу, когда ты дотрагиваешься…
– Я могу перестать, если хочешь.
– Нет. Продолжай.
Терпеливыми и нежными прикосновениями Фалько постепенно все же добился того, что оледенелое тело Евы будто оттаяло. Тогда он почувствовал первый укол вожделения, хоть и понял сейчас же, что это не тот случай. Не к месту и не ко времени. Но продолжал поглаживать ее по спине и волосам. Настольная лампа была включена, и в свете ее он видел – неотчетливо, оттого что смотрел в упор, – лоб, светлые дуги бровей, нос. Чуть отодвинувшись, чтобы видеть глаза, перехватил ее взгляд.
– Мне очень жаль, – сказал он.
И был искренен в этот миг. Ему действительно было очень жаль и хотелось, чтобы она это понимала. И простила его заранее. Он полагал, что имеет право рассчитывать на это, потому что правила ей давно и хорошо известны. И она не хуже самого Фалько знает, сколько стоит стезя, которую оба выбрали себе сколько-то лет назад. Во что обходится путь в гибельном краю, населенном людьми и, следовательно, изобилующем злом. Которого не чужды были ни эта женщина, ни обнимавший ее сейчас мужчина.
– Да, – произнесла она, не сводя с него темных неподвижных глаз.
И Фалько понимал, что она верит ему. Верит и не сомневается, что в эту минуту он говорит правду.
Он протянул руку к выключателю, а еще через какое-то время дыхание Евы стало глубже и ровней. Она казалась спящей. Фалько, не решаясь высвободить руку, чтобы не разбудить, еще долго с открытыми глазами лежал в темноте, не шевелясь.
Сострадание, нежность, желание медленно проплывали в его мозгу, соседствуя с тактическими схемами, не дававшими ему покоя. Он попытался было отрешиться от присутствия Евы здесь, в 108-м номере отеля «Континенталь», отделить ее от всего, что произошло в последние часы, – но тщетно. Его методичный ум, привыкший расставлять гипотезы по степени риска и угрозы, оказался не в силах отвести Еве подобающее место в этом раскладе: в схему она не вписывалась. Но дрожь, сотрясавшая тело женщины, которая сейчас спала рядом, была неподдельной – такой же, как давняя боль, горевшая в ее душе разверстой раной. Как сводившее мышцы напряжение, как отчаяние.