При моей профессии, ухмыльнулся он про себя, спокойным будет только день моих похорон.
Но для него это было вовсе не плохо. Напротив, ему нравилась такая жизнь. Когда адреналин выбрасывается в кровь и пересыхает рот перед каждым новым вызовом, когда совершенно неизвестно, дойдешь ли до цели, блуждая в тех краях, где на кону стоит жизнь или смерть, – все это необычайно просветляло ум и вызывало блаженство, схожее с тем, как после действия анальгетиков стихает боль, смолкает барабанная дробь в висках, и можно вдруг взглянуть на мир из безмятежного далека.
Как ни странно, риск, напряжение, страх наполняли Фалько жизненной силой, спасали личность от распада. Контрабанда оружия через Черное или Эгейское море, полицейские облавы в Софии, Белграде или Барселоне, фальшивые документы, ночные переходы границ во взбаламученной Европе… Это пробуждало в нем чувство, близкое к счастью, несопоставимое с обыденными удовольствиями вроде комфорта, отдыха, вкусной еды или секса. Любопытные синонимы находил Фалько для слова «опасность». И ничто на свете не окрыляло его так, как погружение в нее и необходимость собрать свои лучшие свойства – характер, инстинкт, навык, без которых не выживешь. Ничто не даровало ему столь полного, столь острого удовлетворения, как осознание того, что его хотят убить, хотят – и не могут.
И вот, приведя в боевое положение это чувство, насторожившись, действуя автоматически, как приучила его давняя привычка к опасности, впечатанная во все органы чувств, он вышел на Соко-Гранде, остановился у газетного киоска, купил «Депеш» и, делая вид, что просматривает ее, оглядел вереницу экипажей и такси вдоль тротуара, людей у мангалов, где готовились на углях мясо и сардины, бродячих торговцев, сидевших на корточках в тени деревьев и под навесами. Он высматривал притаившихся врагов, которые подтвердили бы, что жизнь его именно такова.
Прошлым летом, по возвращении из красного Мадрида, где он оказался на волосок от смерти – ему поручили ликвидировать двоих, и он выполнил задание, хотя и сам едва не погиб, – адмирал сказал ему: «Тебе поразительно подходит слово, которое сейчас в большой моде и употребляется к месту и не к месту, – “психопат”. Так что даже не сомневайся, мой мальчик, это именно ты. Поверь моему галисийскому глазу – самый что ни на есть натуральный психопат. На всех войнах люди убивали себе подобных, но такого зверства, как на этой, не было никогда. И с той стороны, и с нашей. И буквально в мгновение ока палач превращается в жертву. А жертва – в палача. Вот и выходит, что эта война будто нарочно придумана для нас, испанцев, и особенно – для тебя. Совершенно идеально подходит для преступных личностей – бессовестных, бесчестных и бесславных».