— Какие указания вы получали от Берии?
— Едва я успел немного осмотреться в румынской столице, как 17 июня в Берлине начались выступления рабочих против политики правительства ГДР, которые были подавлены Советской армией. Берия позвонил мне по ВЧ и предупредил: «Головой ответите за то, чтобы такого не случилось в Бухаресте». И приказал каждый день докладывать об обстановке в Румынии лично ему или его первому заместителю Кобулову, на котором замыкалась внешняя разведка. К Бухаресту подтянули части отборных дивизий румынской армии, которые были сформированы во время войны на территории Советского Союза, подразделения пограничных войск, было усилено патрулирование столицы и окрестностей… В Румынии ничего не произошло.
В день, когда был арестован Берия, у меня умолк аппарат ВЧ. Я не мог дозвониться в Москву. А примерно через месяц меня, как и других старших советников, отозвали: «Вы были назначены без согласования с ЦК КПСС, поэтому вас освобождают от должности. Ждите нового приказа…»
Думать, что тогда все Берию ненавидели, неверно. Когда освободили «врачей-убийц» и наказали тех, кто их посадил, трижды Герой Социалистического Труда академик Яков Борисович Зельдович (один из создателей ядерного оружия) сказал Андрею Дмитриевичу Сахарову не без гордости:
— А ведь это наш Лаврентий Павлович разобрался!
Были такие настроения среди некоторых людей: «Лаврентий Павлович — единственный защитник и опора».
Алексей Аджубей слышал его выступление на торжественном собрании, посвященном очередной годовщине Октября. Внешне располневший, с одутловатым, обрюзгшим лицом, он был похож на рядового служащего. Одежда сидела на нем мешковато. Но говорил он хорошо, почти без акцента, четко и властно. Умело держал паузы, вскидывал голову, дожидаясь аплодисментов. Доклад ему составили нестандартно.
Профессор и генерал Владимир Филиппович Некрасов, в те годы молодой офицер МВД, вспоминает:
— Лаврентий Павлович — тогда это для меня была фигура безупречная. Песня такая была: «Вперед, за Сталиным ведет нас Берия…» — «Марш чекистов». Авторитет его, по-моему, был непререкаем. Я работал в Казанском военном училище, рядом служили суворовцы из Ташкентского суворовского училища, те вообще боготворили Лаврентия Павловича…
Или, скорее, боялись?
Плана переустройства жизни страны у него не было. Но он жаждал власти и понимал, что надо найти опору в партии в лице секретарей ЦК национальных республик и обкомов. Ему это было труднее, чем Хрущеву. Никиту Сергеевича первые секретари знали и, хотя относились к нему, может быть, с некоторой иронией, считали его все же своим человеком. А Берия вызывал у них только страх.