Главное, что я уже догадалась, что я того. Чувствую то, что не должна чувствовать, и даже не представляю, что с этим делать.
Служанка смотрела на меня таким жалобным, молящим взглядом, что я не выдержала: описала в нескольких словах свое знакомство с бывшими императрицами, опустив историю с проклятием Королевых. Все-таки мы с Мабли не закадычные подружки, чтобы делиться друг с другом сокровенным, и будет лучше соблюдать субординацию: я хозяйка, она служанка. Или, скорее, пленница и надзирательница.
– Выходит, это Ллара пыталась от вас избавиться, – с тяжелым вздохом подытожила слушательница.
– Думаешь, она?
Девушка уверенно кивнула.
– Снежные кошки в тех краях не водятся. И уж никак новорожденный детеныш кьерда не мог оказаться в Лабиринте смерти. Магией его туда перенесли. Сильными чарами. А раз, говорите, лабиринт исследовали перед началом испытания, значит, малыш попал туда уже после проверки.
Логично. Неужели я и моя душа настолько не понравились Лларе, что она не побрезговала попыткой убийства? Страшная женщина. Хорошо, что мертвая.
Наверное, у меня в мозгах рылась, выискивала мои слабости. Или действовала наобум? Телепортировала в лабиринт первое, что пришло в голову – детеныша какого-то там кьерда.
Я поежилась, ощутив на своем лице ледяное, мертвое дыхание ари, как будто она снова была рядом, и спросила тихо:
– Что оно вообще такое, этот кьерд? Котенок казался таким безобидным. Выглядел, кроха, несчастным и беззащитным.
Мабли негромко хмыкнула.
– Этот, как вы выразились, кроха в будущем мог бы вырасти до размеров пони.
– Мог бы?
Девушка бойко затараторила, будто пересказывала главу из учебника по зоологии:
– Кьерды – дикие снежные кошки, обитают в горах, на неприступных вершинах. С наступлением тепла спускаются со своим выводком в долины и леса, чтобы учить тех охоте. В былые времена, пока прадед его великолепия, император Родриг, не издал указ о запрете охоты на кьердов, звероловы выслеживали этих животных. Взрослых особей убивали – знать щедро платила за их шкуры. Из меха дикой кошки дамы шили себе красивейшие муфты и манто, оторачивали им накидки.
Жуть жуткая. У меня никогда не было ни дубленки, ни шубы. Жили мы с мамой скромно и прекрасно обходились пуховиками и куртками. А когда Лешка раскошелился мне ко дню рождения на норковый полушубок, я его чуть из дома не выгнала вместе с этим самым полушубком. Увы, вернуть подарок в магазин не получилось, и он осел в шкафу моей свекрови.
Или правильней будет называть Елену Вениаминовну Фьярриной свекровью? Уф, не буду сейчас об этом думать.