Белая комната с мягкими стенами — Герман сразу понял куда попал, только не понимал он одного: темные очки, на его глазах — это шутка местных медиков или что-то из психиатрии. Герман смотрел на своего большого друга — тот был в черном строгом костюме. Обычно большие люди смотрятся смешно в такой одежде, но не в случае с Мором — костюм предавал ему вид элегантного мужчины.
Герман попросил у друга ручку и листок бумаги. Мор дал ему, хотя такая просьба и насторожила его — писать письмо? Кому? Как только Афонин получил письменную принадлежность, сразу спрятал ее под подушку.
— Ты выпил лекарство? — Спросил Мор.
— Да, конечно. Неужели они не чего не видели?
— Нет. Странная ситуация с образцами Венеры — после того, как я вышел на орбиту Утренней звезды, мне приказали отправить капсулы на Землю, но они, каким-то образом, пришли пустыми, будто их и не вскрывали.
Герман нахмурил брови, и задумался. Он достал из-под подушки лоскут ткани, испачканный кровью.
— Возьми. — Протянул Герман окровавленный кусок Даниилу Карловичу. — Глядишь — может этот сумасшедший гений клонирует меня.
Мор аккуратно сложил лоскут во внутренний карман пальто.
— Откуда это? — Спросил Мор.
— Да не боись, — усмехнулся Герман — у меня вчера, когда я пришел в себя, пошла кровь носом — я и зажал нос краем простыни.
— Так, с нас со всех брали анализы перед экспедицией. Забыл что ли?!
— Ты это спрячь. Научишься у Романова — потом, по-тихой грусти, клонируешь меня.
Дверь в палату распахнулась, и на пороге появился крепкого телосложения санитар — посещение подошло к концу.
— Ты уверен, что мы еще увидимся? — Спросил Мор своего друга, надевая пальто с низкими полами.
— Да, конечно. Помни о том, что я тебе говорил, и все будет хорошо.
— Тебя что, не запирают?
— Нет — я же не буйный.
Пожилая полная женщина, разносила ужин по палатам. Было не понятно — то ли она катила тележку с едой и чаем, то ли тележка везла женщину.
Лишь открыв дверь палаты № 17, разносчица еды издала истомный крик, она схватилась ладонями за лицо и упала на колени перед порогом.
На некогда белой пастели лежал Афонин. Из шеи подполковника торчал кусок пластиковой трубки от шариковой ручки, кровь стекала через отверстие трубки на плечо Германа, но по следам крови было видно, что еще недавно из трубки бил фонтан, испачкав белые стены и постель красными пятнами смерти.
Афонин оставил обещанное письмо и совершил последний грех. На страничке в клеточку, вырванной из блокнота, он написал:
«Я ухожу — чтобы родиться через тысячелетия. Не плачьте по мне — ибо умер я давно. Мою душу забрал Черный Бог, а человек без души, лишь мертвое тело. Смерть — есть порог перед бесконечной жизнью, но для меня вечность будет мгновеньем в десять с половиной тысяч лет.