Кулоны по-прежнему лежали на столе никем нетронутые. Сергей подхватил цепочку, пару часов назад висящую у Евы на шее. Покачав кулоном у нее перед носом, словно гипнотизер, он произнес:
— Кажется, ты потеряла дорогую тебе вещь. Хочешь ее вернуть?
— Не знаю.
На протянутой к ней ладони Сергея покоилось украшение. Он предлагал его забрать, но она колебалась. Происхождение кулона было окутано тайной. Кто и зачем его подарил? Какую цель он преследовал? Уверена ли она, что подарок — жест доброй воли? Рассудок противился возвращению кулона, но сердцем она привязалась к нему, он стал ее неотъемлемой частью. Без него она чувствовала себя голой.
Сопротивляться искушению не было сил. Ева схватила цепочку, опасаясь подвоха, но Сергей остался доволен ее решением. Обогнув кресло, он помог надеть цепочку: убрал мокрые волосы со спины и справился с застежкой. Столько отеческой заботы сквозило в его движениях, что Ева на краткий миг поверила, будто все обойдется.
— Нам надо поговорить, — он присел на край стола.
— Давно пора, — она сложила руки на груди, кожей ощущая кулон, который удивительным образом придавал ей твердости.
— Я не буду ругать тебя за побег и за взлом, — он оглянулся на распахнутый сейф и усмехнулся. - Мы забудем об этих недоразумениях, словно их не было. Если, конечно, ты согласна.
Ева смекнула: он торгуется. Почему бы не подыграть?
— Что от меня требуется взамен?
— Не так много. В обмен на мою доброту ты выслушаешь меня и попытаешься понять.
Она приподняла брови. Не душу же он ей намерен излить, в самом-то деле!
Сергей прикрыл сейф и вернул картину на место. Некоторое время он молча изучал ее, забыв, что в кабинете есть кто-то еще.
— Что ты думаешь об этой картине? — прервал он молчание.
— Я плохо разбираюсь в искусстве.
— Приглядись к ней. Что ты видишь?
Ева вздохнула. Не так она представляла разговор по душам. Покоряясь, она впервые по-настоящему посмотрела на картину. Судя по треснувшему слою краски, полотно было старым. Возможно, дорогим. Художник запечатлел пятерых всадников в момент скачки, но выбрал для этого мрачные тона: преобладали черный и красный оттенки, от чего мерещилось, будто полотно вымазано запекшейся кровью.
— По-моему, она жуткая, — призналась Ева.
Сергей рассмеялся.
— Допустим. Но неужели это все, что ты видишь?
— Можно мне подойти? - картина пробудила в ней любопытство. Она уже и сама чувствовала: за ней кроется нечто еще помимо больного воображения ее создателя.
— Конечно, — Сергей отошел, освобождая Еве место.