И вот тут уже стало понятно, что расследование деятельности господ революционеров и расследование некоторых особенно крупных ограблений следует, говоря юридическим языком, «соединять в одно производство». Кстати, господа большевики весьма активно занимались такими налетами, «эксами», до победы октябрьского переворота, причем по всей империи.
Но вернемся к Стрельникову. Был он человеком нрава крутого. И так же круто брался за расследование. Он жестоко карал подозреваемых и был фигурой неугодной и для местной полиции, давно уже балующейся взятками, и для одесских бандитов. Стрельников взял в руки и уголовную, и политическую преступность в городе, сам присутствовал в суде на рассмотрении громких дел, требовал максимального наказания — самых больших сроков каторги, смертной казни… Конечно, рисковал, но считал, что делает это во имя благой цели.
А теперь уместны некоторые цитаты. Это будут воспоминания Веры Фигнер, русской революционерки, члена исполнительного комитета «Народной воли». Вот что она рассказывала:
«В Москве я передала Комитету многочисленные жалобы на военного прокурора Стрельникова как со стороны заключенных Киева и Одессы, так и со стороны их родственников. Эти жалобы касались главным образом его обращения с теми и другими. Считая оговор лиц, уже привлеченных к следствию, лучшим средством в борьбе с крамолой, Стрельников практиковал массовые обыски и аресты. Он производил настоящие опустошения, захватывая людей, совсем непричастных к революционной деятельности и имевших самое пустое отношение к лицам, их оговаривавшим. Это делалось совершенно систематически, по правилу, которое генерал формулировал так: “Лучше захватить девять невинных, чем упустить одного виновного”. Захваченным предъявлялись самые тяжкие обвинения: в тайном обществе, в покушениях на жизнь разных официальных лиц и т. п., и всем поголовно объявлялось напрямик, что их не выпустят из тюрьмы, пока они не покажут того-то или не подтвердят требуемого. Когда арестованные отказывались давать показания, гневу Стрельникова не было пределов, он положительно кричал на них и заявлял: “На коленях потом будете просить, чтобы я позволил дать показания, — и я не позволю”. Наряду с обвиняемыми, всячески застращивались родственники. “Ваш сын будет повешен!” — было обычным ответом на мольбы матерей. Свидания разрешались с трудом, как будто дело шло о действительно важных государственных преступниках. Эти и десятки подобных же проявлений цинизма, издевательства сильного над слабым создали Стрельникову репутацию бездушного и жестокого человека, добровольно бравшего на себя роль палача».