Один из ночных сторожей дежурил у двери, решетка которой еще не была опущена.
— Доброй ночи, мадемуазель Камилла, — промолвил он, приподнимая фуражку.
— Доброй ночи, Морис, — ответила молодая женщина и шагнула на тротуар, освещенный ярким светом фар проезжающих машин.
Сергей вышел из спальни и, как и был, босиком направился в гостиную. Камилла спала, вытянувшись на кровати.
Квартира представляла собой анфиладу комнат. Коридор с обоями в тонкую полоску вел к кухне, окна которой выходили на задний двор. Мужчина налил себе стакан свежей воды и вернулся в гостиную.
Часть стены была декорирована тонкими колоннами, которые задавали четкий ритм книжным полкам, уходящим к потолку. В комнате царил уютный беспорядок. Наброски пальто и шуб лежали на металлическом письменном столе, отделанном кожей, у подножия соломенного кресла валялись дамские журналы. Рассеянный свет, исходивший от торшеров на бронзовых ножках, отражался в большом зеркале, а в углу прятался удивительный светильник из кованого железа. Сергей испытывал странное смущение.
Он погладил пальцем холодную поверхность серебряного сундучка, соседствующего с необычными перламутровыми ракушками. Особую атмосферу покоя в комнате создавали бледно-зеленые шторы и бирюзовый персидский ковер. Каждый предмет, каждый цветовой оттенок были строго продуманными. Это внимание к деталям поражало Сергея.
Дома у него не было ничего подобного. В Ленинграде он жил в коммуналке, деля еще с тремя семьями кухню, ванную и уборную. Но Волков предпочитал обитать в историческом сердце города вместе с соседями, чем перебраться в район безликих советских новостроек. Его комната отличалась спартанской строгостью и функциональностью. Запросы сибиряка были невелики. Шесть месяцев в году Сергей разъезжал по регионам Сибири, посещал крупнейшие животноводческие фермы, на которых разводили норок или соболей, курировал центры сортировки мехов, встречался с охотниками, объединенными в кооперативы.
В маленьких деревянных хижинах, затерянных в непроходимых лесах, он пил горький чай, обжигающий горло, а разговор шел об охотничьих тропах и ловчих собаках. Сергей легко находил общий язык с гордыми, упорными и умелыми людьми. На санях и в поездах Волков избороздил весь этот суровый край и понял, что целой жизни мало, чтобы постичь его во всем разнообразии. Но и в хвойной тайге близ Якутии, и в горах у волшебного озера Байкал, и в тундре, продуваемой арктическими ветрами, он чувствовал себя как дома.
Однако после встречи с Камиллой в душе у Сергея поселилось совершенно особенное чувство, подобное свету лампадки, что освещал иконы в избе родителей, чувство, которое вопреки всему связало его с молодой женщиной, спавшей в соседней комнате. Вдали от нее его жизнь приобрела горько-сладкий привкус тоски.