Свою роль сыграли и субъективные факторы. Например, в Марокко к началу XXI в. безработица достигла 20 % населения, но социальное недовольство не перехлестывало через край. Причины – высокий авторитет правящей династии Алауитов, возводящей свой род к пророку Мухаммеду, и сосредоточившей в своих руках и светскую, и религиозную власть, соперничество арабской и берберской фракций местной элиты, сплочение большинства жителей в борьбе за Западную Сахару и за возвращение Сеуты и Мелильи.
В Тунисе положение было лучше («всего» 17 % безработных), но президент Бен Али, правивший страной с 1987 г., не обладал харизмой короля Марокко или своего популярного предшественника Хабиба Бургибы, которого он сверг. После этого Тунис превратился в полицейское государство, где ни партии, ни пресса, ни духовенство, при Бургибе все-таки игравшие какую-то роль, утратили всякое значение. Бен Али подавил исламистов, но это, ввиду жесткости его диктатуры, опиравшейся на спецслужбы, лишь сыграло исламистам на руку. В стране с самым высоким среди арабов уровнем образования, с очень высокой долей учившейся во Франции интеллигенции и там же воспитанных профсоюзных и научно-технических кадров, с обилием выпускников вузов, не имевших работы, годами копилось недовольство, не находившее выхода ни в СМИ, контролировавшихся властями, ни в иной публичной сфере. Но через Интернет, СМИ Франции и Италии тунисцы все знали и о фальсификациях выборов (в том числе пять раз «избиравшегося» Бен Али), и о махинациях окружения Бен Али, особенно клана его второй жены, и о коррупции в госаппарате и правящей партии. Поэтому внешне незаметно зревшее недовольство так ярко вспыхнуло после акта самосожжения молодого тунисца, протестовавшего против безработицы и произвола полиции. В результате пятидневных стычек народа с властями все было кончено: режим пал, Бен Али эмигрировал в Саудовскую Аравию, правящая партия распущена. Что будет дальше, сказать трудно, ибо силы оппозиции слабы и разрозненны. Позиция армии пока не ясна. Не исключен, если не приход к власти, то, по крайней мере, выход на политическую авансцену исламистов, лидер которых, Рашид Ганнуши, вернулся из Лондона. По сути дела, он сейчас – единственный в стране политик «с именем». Косвенно на начавшееся в стране «сведение счетов» указывают 24 тысячи беженцев из Туниса, перебравшихся в Италию. Короче, положение в стране весьма нестабильно.
Иначе развивались события в Египте, где уровень жизни и образованности народа был намного ниже, чем в Тунисе, где «гамаат исламийя» (исламские ассоциации) объединяли миллионы молодых людей, а десятки тысяч из них входили в откровенно террористические группы экстремистов. Президент Хосни Мубарак, сменивший в 1981 г. убитого ими Садата, вел с исламистами ожесточенную и в целом успешную борьбу. Однако масштабы недовольства соответствовали масштабам страны с 85 млн. населения и справиться с ним было трудно, тем более, что социальная поляризация и социальные противоречия в обществе росли очень быстро. На общественное мнение воздействовали неурегулированность ближневосточного конфликта, принимаемого близко к сердцу многими египтянами, и сверхобогащение «жирных котов» – буржуазно-бюрократической верхушки. Примером такого обогащения был сам Мубарак, обладатель то ли 40 млрд. долларов, то ли всего одного млрд. долларов, нажитых в основном от «процентов» с военных контрактов. Известно, что это – весьма распространенная форма наживы арабских военных: в Алжире уже в 70–80-е годы многих высших офицеров называли «месье диз» (за получение ими 10 % с каждого контракта государства с той или иной фирмой).