Она погладила его рукой по голове.
— Геночка, тебе плохо?
— А? Что? — встрепенулся Крот, глаза его смотрели бессмысленно. Он медленно приходил в себя.
— Тебе плохо, Гена?
Он повернулся к ней боком, стараясь незаметно засунуть «вальтер» в карман.
— Что с тобой, Геночка?
— Плохо мне, Лизок, плохо. Со здоровьем плохо — бессонница мучает, всю ночь по квартире болтался.
— И все?
— Все. А тебе этого мало?
— По уши хватает. Поедем, Гена, на юг, в дом отдыха. Ты же извелся весь. Тебе надо отдохнуть, развлечься немного, и пройдут все твои неприятности.
Крот обнял ее за голову.
— Эх, Лизок, Лизок! Погоди немного. Еще недельку — и поедем. И все отлично будет…
— Гена, а что за открытку ты получил для Виктора Михалыча?
Крот задумался на мгновение.
— Понимаешь, это дело весьма тонкое, и я бы не хотел его обсуждать. Меня и тебя это не касается.
— А зачем у тебя дома пистолет?
Крот посмотрел ей в лицо, и она увидела, как в его черных глазах заблестели светлые огоньки злобы.
— Раз есть — значит надо. Так надо.
— Это не ответ.
— Ответ. Я тебе говорю, что ответ. — Потом отвел глаза и сказал: — Ты же не маленькая, должна понимать, что есть вещи, о которых никому не говорят. Никому.
— Жаль. Тогда идем спать, здесь для этого не самое удобное место…
Она не поверила ни одному его слову и пролежала до света без сна. Потом коротко, тревожно задремала и, когда проснулась, почувствовала: сегодня придет беда…
Лиза работала в этот нескончаемый жаркий день, как всегда, аккуратно, вежливо, но без блеска, который делает хороших мастеров художниками. Она накручивала пряди волос, ловко надевала бигуди, промывала эти пряди в едком красителе, сухо щелкали в руках ножницы, вырастали холмы и бастионы сложных дамских причесок, она расписывалась в карточке и, кажется, беспрерывно говорила: «Следующая… следующая…» — и ожидала, задыхаясь от жары и непонятного страха, когда следующей войдет беда.
И когда заведующая вышла в зал и сказала: «Лиза, загляни ко мне на минуточку…», она поняла — вот она, пришла.
В маленьком кабинетике она увидела высокого парня. Заведующая сказала:
— Вот это наша Лизочка Куликова, — извинилась и вышла, плотно затворив за собой дверь.
— Присаживайтесь, Елизавета Алексеевна, — подвинул ей парень стул.
— Спасибо, я постою. Рассиживаться некогда — у меня народ!
— Видите ли, у нас разговор важный будет, так что лучше присесть — в ногах, как говорится, правды нет. А нам с вами одна правда нужна сейчас. И мне и вам.
— А кто ж вы такой, чтобы я с вами только по правде говорила?
— Я с Петровки, тридцать восемь. Инспектор Тихонов. Не слыхали?