Чрезвычайный налог, повинности разные чуть не один раскладал. Другие боялись.
Однако телят и коней кулаковых от Степана приняли. Работать стали после разгрома усадьбы. На генерала Кручилова большую злобу питали. Усадьба к тому же богатая. Повесили обществом. Вперед язык гвоздем к подбородку прибили. Ругаться, сволочь, любил.
Усадьбу в щепки. Кирпич из погреба выбрали. Годится печки лепить.
Степан хотя верховодил — рук к добру не прикладывал. Хотел трубу самоварную, было, да посмотрел — прогоревшая — плюнул.
И Степана побили. На охоте поймали. Из своего же комитета ребята. Побили и пригрозили:
— Рук не прикладывал… Небось, не выдашь коли. На трубу поплевал, а золото де генеральское?..
— Его поди с пуд…
— Убьем, подлюга!
Сослуживец по фронту старший унтер Козлов жостко добавил:
— И вообче — ни тебе в комитете старшим. Как ты был до войны буржувазом. Теперь-от глиной к лаптям.
Степан с побоев покашливать стал. Пол в кровавой харкотине. Стелит как пятаками. И была Арише, сестре, революция — кашлем Степановым.
Его ушли из комбеда.
Заверховодил Козлов.
На Степана налоги:
— Укрыться думаешь, жога? Отдай золото в обчую. — Вынь…
…Сила в пыль, в ветерок. Потоньшали ломти на столе. Щи забыли о мясе.
К тому же была революция не только кашлем Степановым. О царе мужики позабыли. Тонули избы в реках самогонных. Звенели улицы гамом гармоник. Туго ржали поля.
Да влетела негаданно гайным галопом в Сырью Музгу опричина царская. Тряхнула голову сырье-музгицам. Пели «Боже царя»… Служили молебны.
Повесили белые на церковных воротах Степана. По доносу. Козлов доносил:
— Всю округу на генерала Кручилова поднял. Сколько золота ухоронил. В большевиках.
Сначала пытали:
— Простим как повинишься.
— Дай, Кирей, ему крест. Приложись и золото на стол — отпустим.
Приложиться Степан приложился:
— Кресту перечить не смею. А золото рад бы, да нет. Не брал. С коленки не выскребешь.
Отец Кирей поморщился-было, что на церковных воротах, да во-время смолк.
Козлова белые старостой.
Мать Аришину в погреб.
Аришу к вахмистру:
— Золото где схоронили?
До вечера мучил. А вечером:
— Ладно, золото к чорту. Дороже золота девка. Не девка — угар.
У девки — окроме угара, рука каленою сталью. По морде смазала вахмистра.
Кучеряжиться будешь — к брату парой впрягу. Найдется место и матери.
И повесил бы. Только сдалась. Медком на губы стекла. А когда после горьких засосов по-офицерски приладился, чтобы до главного — сбрую тайную вахмистра цепкой ладонью… Да так хватанула.
Крякнул и захрапел.
Додушила за горло.
Махнула через окно. К дому тихо ползком. К погребу. В избе гармоника. Дым колуном. Дух угарной попойки. Бабье.