Отец Пьетро кивнул.
– Еще мгновение, сын мой, – мягко сказал он. – Я тебя благословлю.
Лука смирил свое нетерпение и упал на колени.
Священник очень ласково положил ладонь на склоненную голову юноши.
– In nomine Patris et Filii et Spiritus Sancti.
– Аминь! – с жаром отозвался Лука.
Задержавшему ладонь на теплой голове Луки священнику показалось, будто он ощущает несущиеся у него под рукой мысли.
– Приготовься, – мягко сказал он. – Ты обнаружишь, что он сильно изменился.
Лука поднялся на ноги.
– Я буду любить его и почитать, каким бы он ни был, – пообещал он.
Священник кивнул.
– Он перенес зверскую жестокость, которая оставила на нем шрамы – видимые, как рубцы на спине и клеймо на лице, и, возможно, невидимые. Ты должен быть готов к тому, что он стал другим.
– Но я ведь тоже изменился, – объяснил Лука. – В последний раз он видел меня мальчишкой – послушником, который надеялся стать священником. Теперь я мужчина. Я любил женщину, я хранил любовь к ней в тайне, я повидал ужасные вещи – и смотрел на них и выносил суждение. Я в мире и от мира. Мы оба увидим друг в друге значительные изменения. Но я не переставал его любить – и знаю, что и он не переставал любить меня.
Священник кивнул.
– Да будет так, – негромко сказал он. – А я буду молиться, чтобы любовь отца к сыну и любовь к Богу помогли вам обоим при вашей встрече.
– Где я с ним встречусь? – захотел узнать Лука.
– Приходи сюда ко мне, на Риальто, после обедни, через четыре дня – за новостями, а потом можешь приходить каждый день, пока он не приплывет сюда, – ответил отец Пьетро.
– Я буду здесь, – пообещал Лука, – через четыре дня.
Так и не опомнившись, он ушел с оживленного моста и добрался до ожидающей его гондолы. Ишрак и Фрейзе встретили его вопросами, но он покачал головой.
– Мой отец нашелся, – только и сказал он. – Я отправлю деньги. Он приедет сюда, ко мне.
Дома брат Пьетро встретил их прямо на ступеньках причала.
– Не понимаю, что происходит! – пожаловался он. – Сюда явилась та женщина, и у них с Изольдой произошла какая-то ссора, ужасная драка, а теперь Изольда заперлась у себя в комнате, отказывается выходить и говорить со мной, и заявляет, что больше никогда в жизни не станет разговаривать с Лукой. – Он повернулся к Луке. – Что ты сделал?
Волна краски, стремительно поднявшаяся от его белого воротника до черной шляпы, выдала его.
– Ничего, – ответил он, виновато посмотрев на Ишрак. – Я ничего не делал.
Ишрак сошла с гондолы и поднялась по лестнице мимо мужского этажа на женский, в большую гостиную, где блики от воды играли на потолке. Там она постучала к Изольде в дверь. Обернувшись, она увидела, что Лука последовал за ней. Он сминал в руках шляпу, а его юное лицо было глубоко несчастным.