Одновременно в «учебных центрах», созданных для подготовки боевиков и наемников в оккупированном Крыму и на территории России, началась подготовка террористов по широкому спектру воинских специальностей: диверсантов, минеров, расчетов ПЗРК, танкистов, артиллеристов и пр. Основные лагеря были созданы в Ростовской области России (на базе 22-й бригады спецназа ГРУ ГШ ВС РФ), под Москвой (Балашиха, ФСБ РФ), в Перевальном (Крым) на базе бывшей части береговой обороны ВМС Украины. Среди «курсантов» данных центров были наемники из граждан РФ, крымские коллаборационисты (в первую очередь из числа украинских военнослужащих-предателей, перешедших на службу России, а также из числа крымского «ополчения») и боевики, прибывающие с Донбасса для прохождения курса подготовки и затем перебрасываемые назад в зону конфликта в Украине. Инструкторами были кадровые российские военнослужащие, а также частично (в Крыму) — украинские офицеры-предатели.
Следует отметить, что, перебрасывая на Донбасс своих кадровых военнослужащих и технику, на тот момент Россия пренебрегала мерами по затруднению их идентификации. Перед заброской на Донбасс у военнослужащих очень часто не изымались документы, удостоверяющие их личность (военные билеты, удостоверения личности); у экипажей и расчетов систем вооружений оставалась служебная документация с печатями воинских частей ВС РФ; находясь на территории Украины, личный состав продолжал пользоваться средствами мобильной связи и т.д. По нашему мнению, это происходило из-за халатности командования воинских частей ВС РФ, отправлявших подразделения в Украину. Эта ситуация сохранялась вплоть до сентября 2014 года, после чего российские командиры стали принимать гораздо более жесткие меры по «маскировке» своих подразделений.
Однако на тот момент от официального «публичного раскрытия» российские войска спасало отсутствие политической воли Киева, боявшегося предоставлять свидетельства прямого военного вторжения России в Украину. Киев продолжал настаивать на том, что российская агрессия осуществляется лишь в виде путинской помощи боевикам вооружением и боеприпасами. Мы не знаем, что в этом случае двигало украинской властью: либо боязнь спровоцировать открытую агрессию России, либо нежелание вводить в стране военное положение, либо же неугасающая надежда «договориться» с Кремлем и мирно разрешить конфликт (не исключено, что сработали все три фактора). Но мы располагаем информацией о том, что у украинских спецслужб были документальные доказательства агрессии и взятые в плен российские военнослужащие, в том числе с удостоверяющими личности документами, однако власти панически боялись представить эти доказательства широкой общественности. (На наши конфиденциальные запросы спецслужбы обычно отвечали, что эти пленные необходимы для обмена на взятых в плен украинских военнослужащих, а раскрытие личностей захваченных российских солдат и офицеров якобы помешает обмену.) Тупиковость такой политики была очевидна и играла на руку агрессору.