Предатели-конвоиры прошли вдоль ряда раненых, стреляя им прямо в лица. Как-то отстранённо слышал скрежет своих же зубов.
Смотри, Витя, запоминай! Смотри и помни! Это даже не немцы. Это свои. Свои! Русские! Смотри и помни!
– Потом мы столкнули тела в овраг, на поругание птицам и собакам, – вздохнул я.
Даже теперь мне тяжело рассказывать об этом. Мои слушатели тоже не поднимают глаз от пола.
– Продолжай! – поперхнувшись, потребовал особист.
– Две освободившиеся машины пошли назад, к нам посадили двух пленных и ещё одного предателя. За нашим я считал – он выстрелил четыре раза, не перезарядил винтовку. У него была обычная, «мосинка». И только один патрон. Второго не успел отследить. А у меня в гипсе – гвоздь. Ржавый, кривой, но стопятидесятка!
– Гвоздь? – покачал головой особист.
– Ага. Так вот у них была поставлена служба. Нашёл гвоздь на работах, спрятал, и ни одна падла не удосужилась меня обыскать. Мир погубят раздолбаи. Вот. Потому я проволынил при посадке в кузов, оказался напротив этого тупого предателя.
– Почему тупого? – спросил летун.
– Умные Родину не предают. И оружие держат исправным и заряженным.
– Продолжай, – поморщился особист.
– Так, вот, сидел я напротив него, а меж мной и свободой – ещё один. Минут через пять езды стал изображать, что мне плохо. Глаза закатил, стонать стал, валиться из стороны в сторону.
Напротив меня – предатель. Сытая морда типичного деревенского дурачка. Тупые, свинячьи глазки, рыжие ресницы. Сальная кожа. Он добивал наших с явным удовольствием.
И сапоги. Комсоставские. Почти новые.
– И как служится немцам? – спросил я его. Апостол пихнул меня в бок. Знаю, что рано, но ненавижу!
– Нормально! Не хуже, чем красным!
– Что-то по тебе незаметно. Ходишь в своём.
– Ха! Скоро переведусь отсюда! Поеду краснопузых давить! – Довольная морда предателя, казалось, сейчас лопнет от полноты чувств, его переполняющих.
– Заткнись, дурень! – оборвал его второй конвоир, отодвинув винтовку ещё дальше от меня. – Ты с какой целью интересуешься?
Да, этот не дурачок.
– Да, вот, интересуюсь.
– К нам хочешь?
– Может быть. Одно только меня тревожит: что вы будете делать, когда наши вернутся?
И тут же удар локтём в лицо справа. От этого, что умный. Я ждал этого. Подставил лоб. В голове взорвалась граната. Блин, опять я забыл, что в черепке у меня гоголь-моголь. И трогать его не желательно.
В общем, поплыл я. Окружающая реальность стала медленно крутиться, как в иллюзионе. Тело Пяткина на носилках, взволнованные глаза Апостола, его усы, тент кузова, свинячья морда предателя плыли у меня перед глазами, меняясь местами, перемешиваясь с тёмными пятнами приближающегося обморока. Звуки стали гулкими, как в пустой бочке.