– Вы пришли со мной поговорить? – спросила она.
Зиганшин вскочил на ноги и потряс головой, чтобы окончательно проснуться. Взглянув на большой казенный циферблат, вмурованный в стену еще с советских времен, он обнаружил, что проспал целых три часа.
– Нет, я по другому поводу, но давайте поговорим. – Голос со сна звучал хрипло.
Врачиха провела его в курилку. Достала сигареты, предложила ему. Зиганшин отказался, но взял зажигалку и вежливо поднес огоньку.
– Как прошло? – спросил он. – Вы не порезались, не укололись?
Врачиха усмехнулась:
– К сожалению, нет. Порадовать вас нечем.
– Ну что вы! – вдруг неожиданно для самого себя воскликнул Зиганшин. – Я вам этого ни в коем случае не желаю и никогда не желал.
– Правда?
Зиганшин кивнул.
– Врете, наверное, но все равно приятно.
– Но в суд на вас я все еще хочу подать.
– Ваше право. Тампоны – это железный косяк. Если отсудите компенсацию, как раз хватит на ЭКО и суррогатную мать.
Зиганшин промолчал.
– Я бы попросила у вас прощения и сказала бы, как мне ужасно жаль, только это вам нисколько не поможет, так ведь?
– Так.
– А то, что ваш случай, – единственный в моей практике, тоже, наверное, не аргумент?
– Я видел сегодня, как вы пошли на риск, чтобы помочь товарищу, – сказал Зиганшин тихо, – вот и все. Фрида с самого начала не хотела ничего делать, она вообще ни в чем вас не винит, ну и я не буду. Походу, у вас работа такая, что наказание в нее уже включено.
Врачиха фыркнула:
– Что правда, то правда.
– Может, нам с Фридой будет легче оттого, что благодаря нашей истории вы больше никогда так не ошибетесь.
– В медицине и в любви не бывает никогда и навсегда. Понимаете, – вздохнула врачиха и глубоко затянулась, – очень редко катастрофа происходит из-за одного какого-то фактора. Необходимо фатальное стечение обстоятельств. Да, у вашей супруги развилось опасное осложнение родов, но, попади она к другому врачу, все закончилось бы благополучно, скорее всего. Или ко мне, но в другой день – тоже обошлось бы. Но накануне у меня умер отец, а замену мне не нашли.
– Как это?
– Вот так, – она развела руками. – Врачей мало, поэтому ты можешь не выйти на сутки, только если сам умер, да и то, наверное, не всегда. А больной – святое дело. С температурой, с давлением, с кровотечением, по фигу. Встань и иди.
Зиганшин кивнул, вспомнив собственные скандалы с Фридой, когда он хватал ее в охапку, не пуская на службу, а она вырывалась и шла, потому что работать некому.
Ну а тут всего лишь смерть родного человека. Да, грустно, да, тяжело, но руки-ноги действуют, стало быть, ты способен трудиться и выполнять свои обязанности. А горе – что ж, отложи на потом. Успеешь еще наплакаться! Работа прежде всего, так что соберись и действуй, ты же врач и обязан ставить интересы пациентов на первое место, а свои собственные – на тысячное.