— Даже когда я работаю, я все равно неотделим от тебя, я тебя чувствую спиной.
Она просто ответила:
— А я тебя всем телом.
«В том-то вся разница, — радостно подумал он, — у нее нет других забот, кроме любви ко мне, а я, кроме того, должен еще изображать ее и свою любовь. Но как прекрасна может быть жизнь, та самая жизнь, которая пятнадцать последних лет слепо проходила мимо, не замечая меня и нанося мне такие тяжелые раны».
Пока Михаэль работал над своей новеллой, к нему в Нью-Йорк часто приезжал Андреас на новом мотоцикле. Всякий раз он отказывался останавливаться у матери. Михаэлю приходилось пускать в ход всю силу убеждения, потому что он отлично знал, как будет страдать Илона, если сын переночует не у нее. Но тот приходил утром, задерганный и измученный, и с ненавистью говорил, что не желает больше видеть свою мать.
Много лет подряд в письмах и длинных разговорах Михаэль пытался сделать сына неуязвимым для болезненной придирчивости Илоны и поддержать в нем сыновнюю любовь и уважение к матери. Он несколько раз пробовал смягчить сердце мальчика. Но когда он вспоминал свой собственный опыт совместной жизни с Илоной, вспоминал ни на чем не основанные, беспричинные, выматывающие душу ежедневные сцены, которые в конце концов заставили его расстаться с нею, он не мог не признаться себе, что для Андреаса, чья детская привязанность с течением времени перешла в разрушительную любовь, граничащую с ненавистью, спасения нет.
За время совместной жизни с Илоной Михаэль убедился, что отрицательное начало может взять верх над положительным. Он знал, что в отношениях к каждому, кого Илона любит, отрицательное начало в ней на ее беду всегда окажется сильнее.
Чрезвычайно благородная женщина, которая, не задумываясь, принесла бы ради сына любую жертву, она, несмотря на всю свою безрассудную любовь, наносила сыну тяжелые психические увечья, потому что тот же грех совершила в ее воспитании придирчивая мать, нравственно искалечившая ее.
Последнее время Андреас все чаще уезжал от нее издерганный и полный ненависти.
Михаэль написал новеллу за девять месяцев. Во время работы он придумал до десятка заглавий и все их отверг. Зная по опыту, что, если название книги не подобрано до того, как написано первое предложение, его уже вообще не придумать, он обратился к Шарлотте.
Она прочла все сто страниц, опустила рукопись и сказала таким спокойным тоном, будто желала Михаэлю доброго утра: «Возвращение Михаэля».
— Вот и название! — сказал Михаэль; он был так ошеломлен, будто девять месяцев просидел в абсолютно темной комнате и вдруг рядом с собой нащупал выключатель.