Отсюда следует более глобальный и самый важный момент. Многие из друзей и врагов «Либерального фашизма» интерпретировали мою книгу в более мрачном ключе, чем я предполагал. Безусловно, это моя вина. В частности, во второй половине книги я решил скорее показать, чем рассказать слишком много, поэтому читатели подумали, что я считаю Америку безнадежно фашистской страной. Некоторые из них теперь называют либералов фашистами.
Это не то, к чему я стремился. Если бы у меня была такая возможность, я бы просто изгнал слово «фашист» из языка политики. Но в силу того, что это слово прижилось, лучше использовать его правильно, чем неправильно. Вот основные мысли, которые я хотел бы, чтобы читатели вынесли из этой книги:
• Оригинальный или «классический» фашизм не был правым, как мы понимаем этот термин в англо-американской традиции.
• Современный консерватизм не является родственным классическому фашизму и не испытывает к нему симпатии.
• Современный либерализм, отчасти благодаря своей догматической интеллектуальной амнезии, сохраняет близость к фашистским идеям благодаря значительной роли прогрессивизма в его формировании.
• Использование левыми слова «фашистский» для обозначения всего нежелательного стало причиной того, что американцы ищут фашизм не там, где следует искать.
Именно этот последний момент я хотел бы подчеркнуть еще раз. Америке не угрожает жесткий фашизм, наподобие того, который мы видели в первой половине XX века. Эта страна в силу своего устройства и культуры почти сразу же сломает хребет любому потенциальному диктатору, и это одна из причин, почему я так сильно люблю ее. Милитаризм, несмотря на стремление левых найти очередной моральный эквивалент войны, больше не является волной будущего, как это было характерно для него в былые времена.
Но нам на самом деле угрожает опасность на полной скорости влететь в «мягкий фашизм», фашизм «дивного нового мира». «Из всех тираний наибольшим деспотизмом отличается та, которая искренне реализуется на благо своих жертв, — пишет К. С. Льюис. — Было бы лучше жить под властью баронов-разбойников, чем под гнетом всемогущих доброхотов, пекущихся о морали. Жестокость барона-разбойника иногда ослабевает, его алчность может однажды насытиться; но те, кто мучают нас для нашего же блага, будут мучить нас без конца, ибо они делают это с одобрения их собственной совести». Это важный момент, потому что я хочу, чтобы читатели, особенно молодые читатели, вынесли из этой книги главное: фашизм был популярен. Он обращался к идеализму молодежи, чаяниям порядочных людей и отличался смелостью надежды. В некоторых своих формах он почти с самого начала был жестоким и искаженным. Другим его разновидностям был уготован такой же конец, потому что любое движение, основанное на вере в то, что правительство может любить вас, а государство может дать вам смысл, в конце концов неизбежно станет дорогой в ад.