Ни для кого не секрет, что Муссолини относился к Гитлеру неприязненно. Муссолини рассказывал: «При первой встрече Гитлер цитировал мне по памяти большие отрывки из Mein Kampf, этого “кирпича”, чтение которого мне всегда давалось с трудом». Фюрер, по словам Муссолини, был «граммофоном с семью мелодиями, который, доиграв последнюю из них, снова принимался за первую». Но различия между ними касались не только личностной сферы. Идеологи итальянского фашизма всеми силами старались дистанцироваться от присущих нацизму расизма и антисемитизма. Даже такие «ультрафашисты экстремистского толка», как Роберто Фариначчи и Джованни Прециози (который сначала был ярым антисемитом, а затем стал преданным сторонником нацистов) писали, что нацизм с его акцентом на ограниченном и ограничивающем расизме “оскорбителен для совести человечества”. В мае 1934 года в журнале Gerarchia вышла одобренная Муссолини (а возможно, и написанная им) статья, обличающая нацизм как «стопроцентный расизм против всех и вся». «Вчера — против христианской цивилизации, сегодня — против латинской цивилизации, а завтра, быть может, — и против цивилизации всего мира», — говорилось в статье о нацизме. Муссолини на самом деле сомневался в том, что немцы являются единой расой. Он считал, что это смесь из шести различных народов. (Он также утверждал, что до семи процентов баварцев тупы.) В сентябре того же года Муссолини продолжал говорить о своем «чрезвычайном презрении» к расистской политике Германии. «Тридцать веков истории позволяют нам с глубочайшим сожалением взирать на некоторые доктрины, — писал он, — которые даже за пределами Альп разделяют потомки людей, по причине неграмотности не сумевших передать свои жизнеописания следующим поколениям в то время, когда в Риме были Цезарь, Вергилий и Август»[97]. А нацистские идеологи в свою очередь высмеивали итальянцев, практикующих «кошерный фашизм».
Главной мыслью, почерпнутой Гитлером из итальянского фашизма (и, как говорилось выше, из Французской и русской революций), было осознание важности выбора идеи, которая найдет отклик у масс. Конкретное содержание такой идеи, несомненно, являлось второстепенным. Конечная польза идей зависит не от того, насколько они истинны, а от того, в какой степени они делают возможным свершение нужных действий. Для Гитлера таковыми являлись уничтожение его врагов ради достижения славы и торжества немецкой расы. Это важно иметь в виду, потому что логическая выдержанность идеологии Гитлера явно оставляла желать лучшего. Его оппортунизм, прагматизм и мания величия часто превосходили любые его намерения, направленные на создание последовательной идеологической концепции.