– Думаешь, она поняла, что, по сути, работает уборщицей на других творцов совпадений? Собирает щепки, которые летят на землю, пока настоящие творцы пилят дерево? Может быть. А может, ей просто надоело. Такое бывает, когда чувствуешь себя бесполезным.
Пьер обернулся на дорогу. На горизонте появилась маленькая точка.
– Автобус приближается. У тебя еще есть шанс отрастить хребет. Ты еще можешь подняться и впервые попробовать, каково это – по-настоящему изменить что-то в мире. Или можешь сидеть тут, рассказывать себе, какой ты высокоморальный, и оставаться таким же значительным, как банановая шкурка на тротуаре. На ней тоже можно поскользнуться, знаешь ли.
Уже слышно было рев мотора автобуса.
Горячий воздух на остановке клубился вокруг них. Пьер все еще стоял, выпрямившись в полный рост, лицом к дороге. Гай, сгорбившись, сидел на разбитой лавочке.
– Как ты смеешь? – спросил Гай в конце концов.
– Что, прости? – Пьер поднял бровь.
– Когда это с вами со всеми произошло, а? – спросил Гай. Его голос перекрывал гул приближающегося автобуса. – Когда в тебе появилось столько гордыни? Когда ты потерял связь с реальностью и решил, что ты особенный и вправе решать, кому умереть, потому что так тебе удобнее?
– Послушай-ка…
– Нет, это ты меня послушай! – закричал Гай. – Рождаешь президентов, организуешь революции, а найти выход из этой ситуации без лишних жертв не можешь? Нет, нет. Я в это не верю. Еще как можешь! Ты можешь гораздо больше, чем это. Но так будет не слишком драматично, верно? Так не будет этого жжения, которое заставляет тебя чувствовать, что у тебя есть сила, что ты важная птица! Осколки реальности, которые я меняю, уважаемый, это – жизнь людей. Когда ты забыл об этом? Когда начал относиться ко всему как к большой игре, в которой надо набирать баллы?
– Уймись. Я не это имел в виду, когда говорил «отрастить хребет», – холодно сказал Пьер.
– Заткнись! – завопил Гай. – Уж лучше я навечно останусь мелкой сошкой и не потеряю душу, чем стану таким, как ты! Только ты решаешь, как создавать твои совпадения! Ты, и никто другой! Это не происходит само по себе! А сейчас я решу, как создавать мои совпадения, и там не будет убийства.
– Уймись…
– Заткнись! Всю жизнь я исполняю приказы. Все то время, что я бегаю, и организую, и готовлю, и состыковываю как сумасшедший, я, по сути, пассивен. Когда был воображаемым другом, был пассивен, потому что работа такая. Мне было запрещено выражать свое мнение и делать что-то, что не по душе моему воображателю. Но однажды я сделал это. Однажды я взбунтовался и осмелился выступить против того, кто меня вообразил, и был наказан годами небытия. А потом мне подвернулся шанс стать активным, менять что-то, двигать вещи по своему усмотрению с места на место, но вместо этого я стал заложником конверта. Я позволил себе стать частью системы просто потому, что это удобно, приятно и дает ощущение причастности. С моего первого конверта и до сего дня я видел только задание, которое нужно сделать. Я шел по проторенной дороге, чтобы стать таким, как ты, – тем, кто из-за самодовольства от хорошо сделанной работы перестал видеть душу в тех деталях, которые он соединяет. Но только до этой минуты.