– Сударь, – пролепетала она, – сударь, поверьте… коль скоро мой супруг… добро пожаловать.
Дело в том, что имя графа де Тремореля, только что прозвучавшее в гостиной, было ей хорошо знакомо. Мало того, что она слышала его от Соврези, – она встречала это имя в газетах, его повторяли все ее друзья из окрестных замков. По всему, что она слышала и читала, обладатель этого имени рисовался ей каким-то великим, чуть ли не сверхъестественным существом. О нем говорили так, словно это герой былых времен, безумец, безудержный прожигатель жизни.
Это был один из тех людей, чья жизнь ужасает обывателя, у кого, с точки зрения тупого буржуа, нет ни чести, ни совести, чьи неукротимые страсти вырываются из тесных рамок предрассудков. Один из тех, кто превосходит окружающих, кто наводит страх, кто убивает за брошенный искоса взгляд, кто щедрой рукой швыряет золото, чье железное здоровье не страдает от чудовищных излишеств, кто одной и той же плетью укрощает любовниц и лошадей, самых прекрасных и экстравагантных дочерей Парижа и самых благородных животных Англии.
В своих отчаянных мечтах Берта часто пыталась вообразить себе грозного графа де Тремореля. Она угадывала в нем всевозможные достоинства и наделяла ими тех героев, с которыми мечтала убежать от мужа в далекую страну приключений. И вот теперь граф предстал перед ней.
– Дай же руку Эктору, – сказал Соврези.
Она протянула руку, Треморель легонько ее пожал, и Берте показалось, что по телу ее пробежал электрический ток.
Соврези упал в кресло.
– Послушай, Берта, – сказал он, – наш друг Эктор устал от той жизни, которую ведет; да и кто бы от нее не устал! Ему предписан покой, и этот покой он обретет здесь, у нас.
– Но не боишься ли ты, друг мой, – отвечала Берта, – что господину графу будет здесь скучно?
– Скучно! Почему же?
– В «Тенистом доле» так тихо, а мы – простые деревенские жители…
Берта говорила, просто чтобы не молчать, чтобы втянуть в разговор Тремореля и услышать его голос. При этом она поглядывала на гостя и пыталась понять, какое впечатление произвела на него. Обычно ее ослепительная красота потрясала всех, кто видел ее впервые. Но граф остался безучастен.
Ах, по этой холодности, по этому великолепному безразличию она мигом угадала в нем пресыщенного вельможу, прожигателя жизни, который все повидал, все изведал и от всего устал. И оттого, что он не восхищался ею, она сама восхищалась им еще больше.
«Как он отличается, – думала она, – от этого пошлого Соврези, который готов удивляться чему угодно, ахать по каждому пустяку, у которого все чувства отражаются на лице, а во взгляде читается все, что он скажет, еще до того, как он открыл рот!»