Осторожный стук в дверь прервал сыщика. Мадам Пти и Луи уже давно проснулись и занимались своими делами. Мадам Пти, снедаемая волнением, больная и чуть ли не плачущая от неудовлетворенного любопытства, уже раз десять прижималась ухом к замочной скважине. Но, увы, безрезультатно.
– Чем они там могут заниматься? – вопрошала она своего невозмутимого сотрапезника Луи. – Уже двенадцать часов как они сидят взаперти без еды, без питья. Спятили они, что ли? А все-таки пойду приготовлю им завтрак.
Однако рискнул постучаться Луи, а не она. Садовник пришел сообщить хозяину о необычайном опустошении, произведенном в саду. Вытоптан, погублен, уничтожен газон. При этом Луи принес какие-то странные вещи, оставленные злоумышленниками, которые он и подобрал на лужайке. Лекок мгновенно опознал их.
– Господи! – воскликнул он. – Я же совсем забыл! Сижу тут, спокойно болтаю, хотя уже день и того и жди, кто-нибудь зайдет и увидит мое подлинное лицо. – И, обратясь к Луи, страшно удивленному тем, что видит здесь молодого черноволосого мужчину, которого вечером не было, Лекок приказал: – Дай-ка мне, любезный, эти принадлежности моего туалета.
И пока хозяин дома ходил отдавать распоряжения по хозяйству, Лекок быстро вернул себе вчерашний облик. Так что, возвратясь, папаша Планта не поверил собственным глазам: у камина с простодушным видом сидел прежний Лекок. Та же зализанная прическа, те же рыжеватые бакенбарды, та же глуповатая улыбка и даже та же бонбоньерка с портретом в руках.
Завтрак был готов, и мировой судья пришел пригласить гостей к столу. Трапеза, как и вчера, была безмолвной и длилась недолго: все понимали, что время не терпит. В Корбейле их ожидает г-н Домини, который уже, наверное, начал раздражаться из-за их опоздания.
Луи водрузил на стол корзину чудесных фруктов, и тут Лекок вспомнил про костоправа.
– Может, этому прохвосту что-нибудь нужно?
Папаша Планта хотел послать за мэтром Робло садовника, но сыщик воспротивился:
– Он опасный тип, лучше я сам схожу.
Лекок вышел, и не миновало еще и десяти секунд, как раздался его крик:
– Господа! Господа!
Доктор и мировой судья бросились наверх. Костоправ лежал на полу в чулане, не подавая признаков жизни. Негодяй покончил с собой.
Надо отдать должное орсивальскому костоправу: чтобы лишить себя жизни в темном чулане без шума, не возбудив подозрений тех, кто сидит в библиотеке, нужны особая сила духа и огромная смелость. Орудием самоубийства послужил обрывок бечевки, который Робло ощупью разыскал среди старых книг и связок газет. Он несколько раз обмотал бечевку вокруг шеи и удавился, затягивая ее огрызком карандаша. Надо сказать, у него не было того ужасного вида, какой, по всеобщему убеждению, отличает удавленников. Он лежал мертвенно-бледный, с полузакрытыми глазами, с широко открытым ртом и вообще выглядел как человек, умерший в полубессознательном состоянии без особых страданий, от кровоизлияния в мозг.