Дверь в гостиную, скудно освещенную двумя свечами, была распахнута настежь. В большом кресле у камина полулежала г-жа Куртуа. В глубине комнаты, перед окнами, выходящими в сад, на кушетке был распростерт г-н Куртуа.
С него сняли сюртук и в спешке, когда, спасая ему жизнь, отворяли кровь, разрезали рукава сорочки и фланелевой фуфайки. На его обнаженных руках белели повязки, какие накладывают после кровопускания.
У дверей со смущенным видом стоял невысокий человечек, одетый, как зажиточный ремесленник из парижского предместья. Это был костоправ Робло, которому велели остаться на случай нового приступа.
Появление папаши Планта вывело г-на Куртуа из горестного забытья, в которое он был погружен. Он встал, пошатываясь, подошел обнять старика судью и бессильно припал к нему на грудь.
– Ах, друг мой, как я несчастен, как несчастен! – повторял он душераздирающим голосом.
Беднягу мэра было не узнать – так он переменился. Еще недавно это был счастливец с улыбчивым лицом и самоуверенным взором, чей облик, словно бросая вызов всему свету, неоспоримо свидетельствовал о важности и благополучии. За несколько часов он постарел лет на двадцать. Он был сломлен, раздавлен, и мысль его беспомощно блуждала в темном лабиринте скорби. Без конца он твердил одно и то же бессмысленное слово:
– О я несчастный! Несчастный!
Поддержать его в этих приступах отчаяния мог, пожалуй, только мировой судья, сам испытавший в жизни много горя. Он подвел г-на Куртуа к кушетке, сел рядом с ним, взял его руки в свои и попытался хоть немного умерить его скорбь. Он напомнил несчастному отцу, что у него осталась жена, спутница жизни, которая вместе с ним будет оплакивать дорогую покойницу. А младшая дочь – ведь ей тоже нужна отцовская любовь и забота!
Но г-н Куртуа, казалось, ничего не слышал.
– Ах, друг мой, вы еще не все знаете, – простонал он. – Если бы она скончалась здесь, среди нас, окруженная нашей заботой, до последнего вздоха согретая нашей нежностью, – наше отчаяние было бы безгранично, и все же нам было бы куда легче, чем теперь. Если б вы знали, если б вы знали…
Папаша Планта вскочил; казалось, он был потрясен этими словами.
– Но кто бы мог подумать, – продолжал мэр, – что ее ждет такая смерть! О моя Лоранс, некому было услышать твой предсмертный хрип, и некому было тебя спасти! Что ты с собой сделала, такая молодая, такая счастливая! – Он выпрямился и с леденящим отчаянием в голосе воскликнул: – Поедем со мной, Планта, надо отыскать ее тело в морге! – Но тут же бессильно опустился на кушетку, повторяя шепотом зловещее слово: – В морге…