Что делать? Остается балкон. Быстро высунулся. Рыбака не было. А нет, вот он! У самого подъезда, рядом с телом. Ну и дурак. Выстрел, еще один – и теперь на асфальте два тела. От двери донесся тяжкий удар, даже стекла звякнули. Соседей на этаже нет, еще не въехали. Стесняться некого. Трос! Десантер болтался на уровне глаз, запаса длины еще метров шесть. Главное – не смотреть вниз. Прыгнул на перила, уцепился за рифленую ручку спускового механизма. Прыжок в пустоту – плавно съехал на один этаж. Еще прыжок – зацепился ногой, перевалился внутрь. Лоджия заперта, но задвижка слабая, вылетела с одного удара. Квартира без отделки, голые бетонные стены. Планировка стандартная. Если замок на входной двери открывается с ключа – хреново дело. Но нет, все нормально. Повернул вертушку. Выглянул. На кафеле пола нетронутый слой пыли. У лифтов натоптано, но давно. Сверху донесся грохот, набатом прогудело железо. Кранты двери. Я вдавил кнопки вызова лифта и выскочил на лестницу.
Успел преодолеть несколько пролетов, когда сверху послышались тяжелые прыжки. Перешел на галоп, проскакивая за раз по целому маршу. Седьмой, шестой, пятый… Пробегая третий этаж, услышал, как ударила в стену дверь на первом. Поздно, придурки! Вылетел в коридор второго этажа, потом на балкон, оттуда на крышу мусорного навеса, кувырком на газон – и тут же за угол.
Коротко глянув по сторонам, перебежал пустынную дорогу и нырнул в темноту березового перелеска. Все.
Шоссе было довольно ярко освещено, но за отбойниками по краям дороги стояла глухая ночь, ничего не разглядеть. То ли освещение такое, то ли стекла в машине тонированы, но складывалось ощущение, что мы едем по тоннелю.
Старая «лада-девятка» неслась сильно за сотню километров. Причем вела себя на уровне дорогой иномарки – не тряслась, не ревела, амортизаторы плавно гасили неровности дороги. Звукоизоляция салона тоже была на уровне, только слабый рокот резины по асфальту. Хриплый голос из динамиков мягко пел про жизненные перипетии хорошего парня, которому просто немного не повезло.
Прям как про меня. Поневоле заслушался. Все-таки есть во всем этом тошнотворно-бестолковом блатняке что-то настоящее, что роднит его с русскими народными песнями: вроде бы ничего такого – тянут истрепанные слова хриплыми пропитыми голосами, жалуются на жизнь, на неверных баб, на мусоров… и вдруг – как проблеск – такая верная душевная фраза, такая пронзительная строчка, что прямо обжигает, в самое сердце бьет.
– Можно еще сигарету?
Стволы прихватил, документы, деньги… А сигареты не взял. Хотя пачка лежала на подоконнике, у самой балконной двери. И главное – заметил же ее, когда на тросе повисал.