Мы спустились до цифры 5 – перфорированные ступеньки, поскрипывая, прогибались под нашим весом – потом еще четыре пролета, и вот он, минус шестой. Здесь лестница заканчивалась.
Дверь на этаж, по традиции, была выбита. А за ней темнота: скудного лестничного освещения хватало только на то, чтобы выхватить из мрака пару квадратных метров серого линолеума.
Запах гари здесь уже можно было охарактеризовать как нестерпимую вонь. Из-под дверного косяка вверх даже тянулся тоненький черный ручеек дыма. Я остановился, и Полина тоже встала, слегка ткнув меня стволом в спину. Со стороны, наверное, может показаться, что она ведет меня под конвоем…
– Хорошо, что тут темно, – обернулся я к ней.
– Почему?
– Меньше увидишь. Нам надо пройти по коридору до седьмой лаборатории, потом будет выход на другую лестницу.
– Ты что, здесь был? – удивилась Полина.
– Умозрительно, – подвернулось подходящее слово. – Держись за меня. И лучше закрой глаза.
Я шагнул в темный коридор, почувствовав, как повторившая движение Полина крепко вцепилась свободной рукой в мою куртку. Под ногами захрустели разбитые потолочные панели: практически все они были сброшены на пол, сверху остался один металлический каркас, за которым просматривались перепутанные кишки труб и воздуховодов.
Зрение привыкло к темноте, и я разглядел на штукатурке многочисленные пулевые отметины. Слева в стене внезапно открылся черный проем – вход в одну из лабораторий. Груда белых осколков – все, что осталось от бронестекла двери. Вонь горелой проводки перебивалась здесь сладковато-кислым запахом физраствора.
Я не удержался, заглянул внутрь: в глубине помещения еле тлела зеленоватой подсветкой трехметровая прозрачная колба автоклава. Полина что-то пискнула: в жидкости плавал эмбрион размером с крупную собаку. Мощные когтистые ноги, две почти человеческие руки и огромная голова, чем-то напоминающая голову павиана, – химера.
Я дернул девушку дальше, пока она не заметила у порога армейский сапог с торчащим из шнурованного голенища обломком кости.
Мы снова пошли по коридору, спотыкаясь о мусор. Кое-где пол был залит кровью, но пока еще довольно скудно. Понятно: попытались локализовать угрозу, но основная задача – держать оборону минус девятого уровня.
По мере движения дышать становилось все труднее. Вентиляция не работала, и гарь, смешанная с испарениями разбитых реактивов, висела в воздухе почти осязаемо. Глаза щипало, из горла рвался кашель.
– Далеко еще? – просипела Полина. – Так ведь и не дойдем, угорим.
– Сейчас попроще будет.
Сквозь слезы я заметил, что впереди обозначился красный световой прямоугольник – конец коридора. Мы ускорили шаг и почти на ощупь выбрались в широкий зал, освещенный несколькими аварийными лампами под высоким потолком. Из багрового полумрака сверху тихо сыпалась водяная пыль: система пожаротушения работала на последнем издыхании. Я подставил горящее лицо под брызги – помогло. Полина последовала моему примеру, умылась ладонями, протерла глаза и осмотрелась. А потом завизжала во весь голос.