На середине поля, у большого тутовника. Постой со мной еще миг, посмотри на это зерно, оно повернулось лицом к бездонному голубому небу. А ты стоишь неподвижно, как статуэтка восточной газели. А я?! А я влажными глазами смотрю на зернышко и на голубые небеса, на тебя смотрю, на твои агатовые глаза, вьющиеся волосы, ласкаемые сладострастным дыханием азербайджанской весны. Ревную тебя к ветру, он ласкает тебя. Как жаль, что не моими руками он гладит твои персиковые щеки, грудь твою, похожую на спелые гранаты. Ветер стремится к тебе, как пчела к горным цветам. Он так развязно трогает твои щеки, шею, грудь, руки. Ах, эти ноги!..
Я опять скоро уйду странствовать. Так дай на прощанье ручку твою с тонкими пальчиками, и я поцелую ее как фрагмент неба лазурного, как осколок льдины полярной, как кусок святой земли.
Девственна ты, Ханем-Эфенди, и безгреховна. Но не бойся грехов, я заберу их себе. Я не первый раз беру на себя грехи друзей. Такова моя доля. У меня нет страха перед тяжестью грехов. Я не боялся жить в темноте, вдали от людей, в чаще лесной. И грешить не боялся. И, может быть, поэтому уверен, что Пророк простит мне и твои грехи.
Дай, прикоснусь к тебе, положу на дыхание твое губы и глаза, и пусть мои глаза повлажнеют, как камушки вокруг родника, в котором плещется дикая утка. Пусть хлеб насущный и зернышко, которое в синее небо дышит и слышит таинственную песню Космоса, адресованную большой любви, будут свидетелем простой истины. Свидетелем моей любви. Она в том, что тепло твоих рук и слез, складки губ, ямочки на щеках, эти знаки надежды, призывают меня к заре рассвета, к завтрашнему дню.
Пусть на заре руки твои согреют мое сердце. Прижми мою голову к своей груди на одну лишь минуту, чтобы перешли ко мне твои страдания, печали, чтобы я от боли, которую ты скрываешь, расплескался, опечалился твоей печалью, чтобы из глаз твоих не сыпались, как жемчужины из порванного ожерелья, слезы.
Хочу рисковать жизнью в волшебных пещерах за тебя, как твой должник. Расплатиться хочу головой у палача, не позволю, чтобы твои ресницы над родниками глаз омочились слезами.
Последний раз дай насладиться запахом твоих волос, аромат которых слаще дыхания распускающегося бутона азербайджанской розы, чтобы вечно помнить это и любить тебя, нежную, как луч Луны. Где бы я не был, буду спать лицом к Мекке, к святому золотому Гробу Расул-Аллаха, чтобы по ночам на лунном серебре молиться девственности и чистоте, этому бриллианту безграничной любви, дару Пророка.
Дорогая моя! Клянусь нежным светом самой далекой звезды, я никогда не взлетал над людьми на крыльях высокомерия. Я раздарил все, что имел, нуждающимся в пачке соли, тем, для кого мешок муки был богатством, друзей одарил, больных и нищих в избах, на вокзалах с дымом паровозов и пылью поездов. Много раз я падал на дорогах жизни, но все вытерпел и выжил. Встал. Выпрямился. Убежал от смерти, чтобы странствовать, пока не отыщу тебя.