Хойкен досконально изучил странную структуру этих контактов. Часто они приводили к созданию тесных, почти супружеских отношений, устойчивых дуэтов, неуклонно вращающихся по одной орбите, чтобы окружить творчество тайной и никому не дать проникнуть туда. Каждая черточка, любое изменение в тексте или новая приставка оставляли после себя на этой орбите волнообразные колебания и следы, вызывая задушевные исповеди, способные довести редактора до безумия. Он должен был все время ставить себя на место автора, постигать его характер и давать понять, что тот — единственный и неповторимый. Никакого избытка похвал, в нужный момент — немного конструктивной критики, главное, однако, абсолютное самоотречение и собственный вкус, ссылаться на который ни в коем случае нельзя. Хойкен никогда не мог себе представить, как высокообразованный человек может все это вынести. Такая жизнь казалась ему какой-то шизофренической. Все понимать, быть отзывчивым и безотказным, свято хранить тайны и при этом иметь типичную «болезнь» редакторов — угасание собственного «я», сопровождающееся потерей собственной воли, своих вкусов в результате постоянной готовности впитывать чужие.
Чтобы ближе познакомиться с этими процессами, Хойкен сам какое-то время пробовал себя в редактировании. Однако он быстро понял, что такой способ жизни не для него. Георг не отличался бесконечным терпением и покладистым характером. Кроме того, он смотрел на вещи прагматично, как деловой человек, стремясь прежде всего поучиться, а не заниматься всю жизнь редактированием, выискивая, словно ищейка, ошибки в тексте, чтобы их исправлять.
Отец тоже не все умел. Правда, многие годы он имел дело с писателями, которые были его ровесниками, и при этом у него был свой метод. Тяжелый труд корректора он взваливал на Байермана и вместо того, чтобы задыхаться от всех этих проблем, приглашал авторов на пышный обед, а потом отправлял их, захмелевших и расслабленных, домой, где они должны были сами справляться со своей работой.
Хойкен взглянул на часы. 12.00. Служащие отправились обедать. Он почувствовал голод, но ему совсем не хотелось показываться в большой столовой и отвечать на бесконечные вопросы о состоянии отца. Георг с удовольствием занялся бы сейчас каким-нибудь делом, что-нибудь уладил, например, подготовился бы к встрече с Ханггартнером. Он заставил себя подойти к письменному столу, снял трубку и, набрав номер Байермана, подошел с телефоном к большому окну. Хойкен смотрел вниз, на пестрые вывески небольших кафешек на углу. Раньше в полдень к ним тянулись группки служащих, чтобы покурить и выпить немного кёльнского пива. Однако теперь такие посещения были запрещены, потому что прием алкоголя очень мешал работе.