Почувствовав его прикосновение, она не отстранилась, не оглянулась. Они остались стоять рядом, чувствуя взаимную симпатию. Теперь Георг видел другую картину, не имеющую ничего общего с Хоппером, а наоборот, полную нежности. Он касался Джоанны так, как видел это в своих фантазиях, и ощущение покоя не покидало его. Все было так, словно они обнаружили в себе что-то общее, о чем раньше не знали, это была способность обмениваться мыслями и находить поддержку друг в друге. За все годы их совместной работы он никогда так не поступал, но не думал, что сделал сейчас что-то неприличное или неискреннее. Георг мог бы еще больше приблизить девушку, но, когда попытался это сделать, почувствовал, что этим все испортит. Он только прижал Джоанну к себе, и они смотрели из окна вниз, словно супружеская пара, которая только что переехала в новую квартиру и теперь наслаждается окончанием суеты и хлопот.
Через несколько минут Георг оставил ее, подошел к столу, положил в карман блокнот и сказал:
— Я вернусь через полчаса. Ты знаешь, где меня найти.
Джоанна все еще не двигалась. Она оставалась стоять возле окна, будто не хотела покидать это место, а может, ей нужно было еще немного времени, чтобы осознать, что это «ты», произнесенное Хойкеном так просто и буднично, предназначалось именно ей.
Кафе только полчаса как открыли, и в нем почти никого не было. Несколько стульев еще лежали перевернутыми на столах. Хойкен подошел к старому роялю — Георг еще никогда не видел, чтобы на нем кто-нибудь играл, — и занял место за темным столиком в дальнем углу. Молодой человек за стойкой, занятый уборкой, коротко поприветствовал его. Сейчас он включит свет и, не ожидая заказа, принесет кёльнского пива.
— Музыку? — спросил бармен и, когда Хойкен кивнул, тут же включил CD-плейер. Кто-то запел песню приглушенным хрипловатым голосом. «Паоло Конте[4]», — подумал Георг. Эту музыку он иногда слушал в дальних поездках. Она позволяла ему окунуться в свои мысли — легкие, безмятежные мечты, рожденные отдыхом на юге.
Он вспомнил свое недалекое прошлое, и это заставило его вернуться к событиям сегодняшнего дня. Теперь музыка напомнила ему о том, что случилось с ним только что, возвращая тихие мгновения, проведенные с Джоанной там, наверху. Хойкен был взволнован, потому что не знал, будет ли это продолжаться и если будет, то как. С самого начала он решил не говорить с Джоанной об этом. Прелесть неповторимого мгновения состояла в том, что они молчали. Это была просто сцена — в реальной жизни они на такое не способны, — сцена поэтическая, как во французских фильмах. Следующим шагом было бы тайно уехать с ней. Георг представлял, как он подъезжает к трехэтажному дому возле церкви Святой Агнессы, выходит из машины и открывает багажник. Джоанна уже внизу, рядом стоит маленькая элегантная дорожная сумка. «Париж?» — спрашивает Хойкен, когда машина трогается с места, и Джоанна улыбается ему, будто мечтатель из последней рекламы японской «Тойоты». Так каждый раз шутят Мария и Йоханнес, когда едут куда-нибудь.