Он сделал глоток пива. «Нет ничего удивительного в том, что в один прекрасный день тебя вдруг посещают такие мысли», — подумал Хойкен. Может быть, это происходит потому, что ему хочется сесть в машину, уехать куда-нибудь и окунуться в мечту, в которой все с самого начала пропитано тоской о прошлом, как в песнях Паоло Конте. К счастью, Георг не мог подолгу предаваться таким фантазиям. Он почти успокоился, когда увидел, что в бистро входит Байерман с большой стопкой бумаг, перехваченных тонкой красной резинкой. Мужчина подошел к нему, и Георг увидел, что он не принес с собой ни одной папки из офиса.
Однако белая пачка бумаг была верным признаком того, что Байерман держит в руках рукопись, потому что почти все кабинеты в издательстве были заполнены такими, более или менее толстыми, стопками бумаг с текстами. Их все время копировали, правили, отсылали по почте и снова распечатывали. Они необозримыми грудами лежали на книжных стеллажах, на столах, на полу и между другими бумагами. Они и только они были истинным сокровищем каждого издательства, думал Хойкен. Они получали интригующие или причудливые названия, а потом проходили много этапов на каждом этаже издательства, где были устроены даже специальные узкие конвейеры, которые перевозили их от отдела к отделу.
Отец взял себе за правило каждую осень или весну особо отмечать одну из новых рукописей. В концерне все называли ее «Золотая монета». Название, которое должно было принести деньги. При любом удобном случае отец заводил о ней речь, регулярно, с упоением расхваливая особенные качества данной книги. Три-четыре месяца он старался почти в каждом разговоре упоминать «Золотую монету», полугодие за полугодием он ставил на ее карту все, словно продажа книг была для него своего рода спортивным соревнованием. Другие издатели часто имели свои пристрастия и, вместо того чтобы ставить на «Золотую монету», цеплялись за свои книги, с которыми уже ознакомились и которыми восторгались. Но довольно часто тактика отца себя оправдывала, и книготорговцы верили этой устной пропаганде больше, чем результатам официального голосования за лучшую книгу сезона.
— Мне очень жаль, — сказал Байерман, когда они пожали друг другу руки. Его строгое лицо вернуло Хойкена к утренним переживаниям.
— Спасибо, — только и смог ответить Георг. Ни за что на свете он не стал бы сейчас говорить об отце. Вдруг он осознал, что говорит Байерману «ты». С незапамятных времен Хойкен обращался к нему на «ты», но именно сейчас подумал, что было бы, несомненно, лучше ответить этому умному и опытному человеку: «Благодарю вас, господин Байерман». Тогда общение было бы более официальным и за каждой сказанной фразой не скрывалось бы ничего личного.