— Тебе уже лучше? — услышал он голос Лоеба. Нужно было отвечать, но Хойкен не хотел показывать, что испугался. Что же ему сказать в ответ?
— Знаешь что, Джозеф? — сказал он и откашлялся. — Знаешь, о чем я сейчас думал? — Он наконец отважился посмотреть на профессора, но тот молчал и не отводил глаз от постели пациента, как будто сам размышлял о чем-то. — Я думал о Менцеле, — продолжал Хойкен, — об Адольфе Менцеле[12]. Недавно мы выпустили книгу его эскизов. На одном листе не нарисовано ничего, кроме его правой ноги — голой и чужой. Страх охватывает, когда видишь эту ногу.
— Менцель великолепен, — согласился Лоеб, по-прежнему не глядя на Хойкена. — С моей точки зрения, он вообще один из великих художников. Я видел много его картин. В Берлине, разумеется, да, в Берлине.
Они молчали, словно погрузились в разглядывание шедевра, после которого смотреть на другую картину нет никакого желания. Через несколько минут профессор оторвался от перегородки и еще раз коснулся руки Хойкена.
— Идем, Георг, выйдем отсюда.
После этого они перебросились парой фраз, Лоеб еще раз сообщил диагноз и только вскользь упомянул о возможных осложнениях, которые могут привести к кризису. Эмболия, местный тромбоз, большая опасность инфицирования. Лоеб расценивает теперешнее состояние пациента как удовлетворительное. «Ему просто говорить, — думал Хойкен. — Наверное, он видел случаи намного хуже, так что отец по сравнению с ними легко отделался». Но Георг еще никогда не видел своего отца таким, и то, что он увидел, сложилось в его сознании в такую страшную картину, которую нельзя было сравнить ни с чем другим.
Стоя в лифте, Хойкен еще видел перед собой стерильную палату и вышел онемевший, словно погруженный в гипнотический транс. Он даже несколько раз посмотрел на часы, но никак не мог запомнить, который час. Он не мог следить за временем. Выйдя из лифта и направляясь через холл к выходу, Георг увидел своего брата, шагающего прямиком в клинику. Они увидели друг друга и поспешили навстречу, словно договаривались встретиться именно здесь. Кристоф был без плаща, только в темном удобном костюме без галстука. Братья пожали друг другу руки. Хойкен почувствовал, что Кристоф разглядывает его и пытается понять его настроение.
— Ну, как он?
— Не поднимайся, Кристоф! То, что ты там увидишь, тебя не обрадует.
— Еще как поднимусь, мой милый! Как ты думаешь, зачем я в шесть часов утра уже выехал из Штутгарта?
— Ты приехал поездом?
— Конечно, иначе как бы я мог уже быть здесь?
— Что еще ты на сегодня запланировал? Когда уезжаешь?