И мне пришлось прерваться на средине ж,
Чтоб заорать наверх: Еще раз кинешь! -
И крикнула она, подняв лицо:
Как можете вы оскорблять лицо! -
И мне сказала: На, утрись, не в глине ж! -
И я, подумавши: Конечно -- нет! -
-- Пойдем к другому: этот двор отпет, -
Она сказала, -- иск ему не вчинишь
За твой замаранный высокий лоб... -
И поднял я с земли гранитный боб...
Раздался звон стекла... -- Еще раз кинешь!
Эй ты, Сольфеджио! Еще раз кинешь! -
-- И кину! -- Ну-ка кинь! Иди к окну,
Я те на шляпу на твою какну! -
-- Какнешь ты здорово! Кишками скинешь! -
-- Иди ко мне наверх, сейчас загинешь... -
-- Да я тя щас сквозь фортку протяну! -
-- А я те глаз на зад твой натяну! -
-- Соплями к подоконнику пристынешь! -
И, засмеявшись, молвила: Нет сил
Смотреть, как в свару втянутся мужчины,
Скажи, где ты язык свой отточил? -
-- И нет тут никакой первопричины! -
-- Да поняла уж! Нет такой кручины,
Чтоб так себя на всех ты ополчил! -
Чтоб так себя на всех я ополчил, -
Оно, конечно, не было резона:
Козу мне делали, ведь не бизона,
Никто меня не портил -- всяк учил.
Всяк нитку из меня себе сучил,
Плел коврики для всякого сезона -
Для кухни, для площадки, для газона...
Я зуб и юшку из себя точил.
Да, уж того, что было, уж не будет!
Ну где тот синевзорый мальчуган,
Который окружающим поган,
Уже затем, что в них чегой-то будит,
Когда их к делу нудит чистоган.
Однако ж разберемся -- кто нас судит...
Давай-ка разберемся, кто нас судит,
Кто он, нелицемерный судия?
Сам, верно, Моцарт иль Эредия? -
В Гослите Лозовецкий нас иудит,
На радио Мамедов словоблудит,
В журналах трусовая редия,
Семи пядей во лобе буде я,
Мне до упяту голову талмудит.
Ему про голову, а он про хвост,
Ему про лирику, а он про клику,
Вам зенки мажут мазью от корост
От мала до велику, поелику
Причислишься ко сраному их лику.
Нет, он не Моцарт -- попросту прохвост!
Да как же Моцарт! Как же не прохвост! -
Но Стешенька мне говорит: Заткнися!
Живем себе, от сильных не завися...
А с подморозки лучше идут в рост...
Опять же -- после масленицы пост
Всегда бывает, ты ж всегда постисся,
И потому ты злой, а ты не злися! -
Я рассмеялся: так ответ был прост.
Меж тем апрель. Он птичьи трели трудит,
И что ни лужица -- то синий сок,
Она ж, идя, возьмет, да и пропрудит.
И льется тихой синевы кусок
Ей вслед... И точно, кто ее осудит, -
Эредией он вовсе уж не будет.
Эредией, конечно же, не будет
Кто воспоет ее. Он станет Мей
Или Петрарка. Дамой без камей
Она проходит, где Оруд орудит.
Апрель и теплит ей лицо, и студит
Игрою светлорозовых теней.
Иду повинный и большой за ней,