Несмотря на позднюю ночь, экипаж, к великому изумлению Алексея, не спал. Танкисты сидели в раздевалке мастерской, возле разожженной буржуйки. Говорили тихо, над головами вился дымок самокруток, задумчивые лица освещал огонь печи. Соколов остановился у двери, услышав, как Коля Бочкин рассказывает:
— Знаете, что самое главное? Я понял, что не все женщины одинаковые!
— Ну, это ты хватил, парень, — с усмешкой ответил Логунов. — Так уж сразу обо всех женщинах и судить стал?
— Ну нет, не то, дядь Вась! — тихим, но горячим голосом возразил Бочкин. — Почему обо всех! Просто… вот Катька вышла замуж и даже не написала, а ведь клялась, что любит и ждать будет честно. Когда вот так, молча, то сразу обида и кажется, что весь мир такой и нет ничего светлого и счастья в нем не бывает. От обиды хотелось в бой, умереть, чтобы она узнала, чтобы ей больно стало, чтобы мучилась всю жизнь. А теперь я думаю, незачем, пусть живет. Пусть даже счастлива будет, потому что не все такие, как она.
— Коля, война ведь, всему народу несладко, — вставил Бабенко. — Ты же говорил, что она за тыловика какого-то замуж вышла, за командира, значит, паек командирский, семье поможет. А вдруг она не от хорошей жизни за него пошла, а чтобы прокормить близких? Не думал?
— Ну, это ты, знаешь, тоже, Михалыч, хватанул! — недовольно сказал Логунов. — По-твоему, Катерина за вора пошла. Чем она прокормит семью, он со складов воровать будет? Ты лишнего-то не болтай.
— Да я так. Всякое в жизни бывает.
— Да не надо про Катьку, что вы в самом деле про нее начали! — перебил всех Бочкин. — Пусть живет как знает. Я вам про Лизу толкую. Ведь какой светлый человек, вы бы ее голос слышали! Вон, дядь Вася слышал, не даст соврать. Она в консерватории учится. Вся такая хрупкая, голодная, а сила в ней знаете какая! Я и не думал, что она такую боль терпеть может. А она со мной разговаривала, смеялась. Только в конце я понял, что ей уже невмоготу терпеть, губы кусает, слезы ручьем, а она мне улыбается. Рана у нее открылась на ноге. Говорят, кость задета была. То ли свищ какой-то, то ли еще что.
— Женщины они очень сильные, — неожиданно вставил молчаливый Омаев. — Они сильнее нас. Мы вот на фронт пошли, погибнуть можем. Горе, конечно, для близких, а им там в тылу каково? И работать надо, и детей кормить-растить. Они там живут так, как будто права не имеют ни умереть, ни заболеть. На них все держится. Иногда я думаю, что на них вообще земля держится.
— Да так и есть, Руслан, — вздохнул Бабенко.
— Почему не спите? — Соколов вошел и присел рядом с Логуновым на деревянный ящик. — Времени три часа ночи, а завтра тяжелый день.