«Не хрен было соваться! Не хрен! Никто вас, ублюдков, сюда не звал. Никто…»
Траншея была захвачена, но дальше продвинуться не удалось. Из глубины села появились густые цепи автоматчиков, прикрываемые несколькими бронетранспортёрами. Практически одновременно с ними справа показались четыре вражеских танка.
— Танки справа! — разнеслось по траншее.
Две боевые махины двигались прямиком на роту Васильева, а другие две заходили в тыл батальона, и этот их манёвр был очень опасен.
Заработал взводный ручной пулемёт ДП-27 Какорина. Иван бил по пехоте короткими очередями, экономя патроны, которых было не очень много. Периодически из ствола вылетали трассеры, облегчая прицеливание.
Под плотным огнём немцы залегли метрах в пятидесяти-шестидесяти и тоже поливали ответным свинцом пограничников.
«Молодец Ваня, грамотно действует», — мысленно похвалил пулемётчика Александр, не забывая посматривать в ту сторону, откуда к позициям роты быстро приближались бронированные машины. Судя по их очертаниям, это были Т-4.
Один из танков выстрелил, и снаряд разорвался в районе позиций первого взвода.
— Да где же бронебойщики? — закричал ещё кто-то из бойцов. — Почему молчат?
«В самом деле, почему они молчат?» — с тревогой подумал Александр, заворожённо глядя, как танк надвигается на взвод.
До него оставалось каких-то метров тридцать, когда неожиданно левая гусеница танка сползла и растянулась по снегу, а сама боевая машина резко повернулась влево, подставив под обстрел свой правый бок.
— Есть! Попали! — рядом появился Потапов. Его лицо светилось от радости. — Попали, товарищ лейтенант!..
Впрочем, радость сержанта длилась недолго, поскольку второй танк был уже возле позиций роты. Его массивное стальное тело тёмной громадиной нависло над головами бойцов, издавая хищный гусеничный лязг и страшное рычание, а под башней зловеще мелькал огонёк строчащего пулемёта. Ещё секунда-другая, и это рукотворное чудовище, созданное для убийства, начнёт давить и перемешивать землю, снег и человеческую плоть.
— Щас утюжить будет! — раздался чей-то истошный крик.
Александр представил себе эту жуткую картину и ощутил, как к горлу подступил ком, и внутри всё сжалось от страха. Но сильнее страха была обида, что ничего нельзя сделать, потому что нечем остановить этот проклятый танк. Здесь недостаточно одной только ярости и даже самого великого желания. Здесь бессильны всякие эмоции, если они не подкреплены чем-то более существенным — хотя бы противотанковой гранатой.
Мимо Александра кто-то пробежал, согнувшись, навстречу приближающейся махине, но кто именно — рассмотреть не удалось. Вроде бы это был рядовой Смирнов.