— Правильно ли я понимаю: вы умеете неплохо управлять спортивными авто?
— Давно не сидел за рулем. Года три, пожалуй… А в армии, знаете ли, всё совсем по-другому.
— Ну… Тогда не жалуйтесь.
И Рашид, выбрав Феррари, сел на водительское место. Душа моя опустилась в самые пятки, но я все равно взялся за ручку двери. «Если смог он, смогу и я…» — слабое утешение, что Воронцову тоже пришлось через это пройти. Но другого у меня не было.
Мчаться по пустынным улицам было здорово. Главное, не думать о том, что водитель слеп… Машина с визгом входила в крутые повороты, огибая препятствия впритирку, в последний момент, но в целом всё выглядело не так уж страшно. Поймав себя на том, что из последних сил жму на несуществующий тормоз, я усмехнулся.
Рашид вел машину молча. Могло показаться, что он смотрит на дорогу, если бы не одно обстоятельство: дворники были выключены, и лобовое стекло сплошь залепил снег. Я боялся его отвлекать, хотя на языке вертелись тысячи вопросов. Вместо этого приоткрыл окно, вдохнул холодный воздух и закурил.
Через несколько минут такой гонки я привык и немного расслабился. Потом решил, что мне это даже нравится. Ничего сейчас от меня не зависит, можно прикрыть глаза и думать, что вокруг — пустота… Через толстый слой снега красиво просвечивали отблески встречных фар и уличные фонари… Представляю, что думают люди снаружи.
— Рашид! — позвал я. — Что вы чувствуете? Как это вообще?
Он резко затормозил. Машину понесло юзом, я вцепился в ремень безопасности, как утопающий в спасательный круг. Сердце провалилось куда-то в живот и сжалось там до размеров изюмины. Но, спустя вечность, мы остановились, ни во что не врезавшись.
— Хотите узнать? Попробуйте. — и он похлопал по рулю.
У меня перехватило дыхание.
— А давайте!
Так бывает: тело реагирует быстрее, чем мозг может сообразить, проанализировать и сделать выводы…
Пока менялись местами, эйфория немного схлынула, оставив кислое чувство неуверенности. Зачем? Что и кому я докажу, разбившись насмерть? И не будет ли в этом случае уже всё равно?
Представилось, что я стою на канате, натянутом над пропастью. С одной стороны — огонь, с другой — лед. Я вытащил дрейдл Кидальчика, который для верности прицепил на веревочку и повесил на шею. Не собирался его крутить, просто знакомое ощущение теплого дерева прибавляло уверенности. Наполняло силой.
«Всё», «Ничего», «Половина» и «Ставь». В систему этих четырех измерений укладывалась вся моя жизнь. Можно даже загадать: если получится, значит всё это — не зря. Тот, кто наделил меня талантом, тот, кто наблюдает сверху, должен подать Знак.