Сам не понял, как добрался до верха. Лежа на плоской крыше и глядя в черное, без единой звезды небо, я плакал. Бесконечное одиночество и безысходность овладели моей душой. Какой смысл бороться? Однажды я не справлюсь: сорвусь, утону, сгорю… Однажды моей удачи не хватит.
На этой крыше — крошечном пятачке два на два метра, рядом с выбеленными солнцем костями другого несчастного, я понял, что уже не выберусь. Баста, это мое последнее приключение.
Подобравшись к краю, я заглянул вниз. Ничего не видно… Налетел горячий ветер, высушивая слезы и пот, кожу стянуло. Сразу заболели все царапины и ссадины, нестерпимо заныли кончики пальцев с сорванными ногтями… Если б я видел землю, я бы прыгнул. Во всяком случае, надеюсь… Но казалось, что эта голодная пустота не имеет дна, что я буду падать целую вечность, что мучительный полет не прекратится никогда…
В камеру я вернулся опустошенный, отказался от завтрака, лег и отвернулся к стене, чтобы не видеть сочувствующего лица Кидальчика.
* * *
На следующий день, незадолго до захода солнца, я мрачно сидел на циновке, ожидая ночи.
Старик присел рядом, чего давно уже не делал, и протянул мне… волчок. Он удобно лег в ладонь. Дерево потемнело, острие скруглилось от бесконечного вращения. На каждой из четырех граней были выжжены буквы…
— Моего деда звали Шолем Кацман. Он жил в бедном районе Витебска, раньше такие называли гетто… Этот дрейдл передается в нашей семье по наследству, он был моей первой игрушкой. — старик взял волчок и привычным движением пустил его на пол. Тот бешено завертелся. — На его гранях — буквы. «Нун», «Гимель», «Хей» и «Шин». Нес гадоль хайя шам… Это значит: Чудо великое было там… — волчок всё крутился. — Дети из бедных еврейских кварталов, получая на Хануку свой первый дрейдл, приобщались Нотарикона и Гематрии. То есть, науки букв и чисел…
— Зачем вы всё это мне говорите? — в первую очередь, я не понимал, откуда он берет эти игрушки. Сначала — дайсы, теперь этот загадочный дрейдл…
— А еще его использовали для одной простой игры. — продолжил Кидальчик, как будто не услышав моего вопроса. — Эти же самые буквы в немецкой транскрипции означают: Nichts, Gans, Halb, Stell. Ничего, Всё, Половина, и Ставь.
— Зачем это всё? — повторил я настойчиво.
Он, вздохнув, достал из кармана кубики, теперь три штуки, и покатал их на ладони.
— Скажите число. Любое.
— Два.
Он только улыбнулся. Раскрыл ладонь, каждый дайс показывал двойку.
— Это легко. Давайте что-то еще.
— Пятнадцать…
Он снова открыл ладонь: 6+5+4.
— А знаете, что интересно? Пятнадцать — гематрия слова «предатель», богед.