Я остался сидеть на заднем сиденье мотоцикла и никого, похоже, не интересовал, кроме двух юнцов из толпы зевак, что стояли с початыми бутылками пива в руках. Да и их интересовал не сам я, а транспорт, на котором мы с подполковником Скомороховым прибыли. Высокие и тощие, извилистые, как голодные глисты, они подошли вплотную и остановились, рассматривая мотоцикл, а меня упорно не замечая. Один из них даже присел, чтобы лучше рассмотреть двигатель. Но во втором подъезде такой иллюминации, как в четвертом, не было, хотя тусклый свет за зашторенными окнами кое-где все еще горел, и потому что-то конкретное увидеть было сложно. Не обращая на меня внимания, юнец даже руку протянул, чтобы что-то в мотоцикле прощупать. Но двигатель такая вещь, где неумелой рукой можно только навредить.
— Лапу убери… — сказал я, как мне показалось, вполне внятно.
— Что? — то ли не понял, то ли не расслышал он. Мне пришлось поднять стекло шлема.
— Лапы, говорю, не протягивай…
— А то что?
— А то отдавлю…
— Борзый, что ли?
Видимо, юнец был из тех, кто считает себя в этом районе хозяином жизни. Или одним из хозяев. Такие в каждом районе водятся и наглеют, пока их не остановят. Я бы мог, не слезая с мотоцикла, просто распрямить ногу и носком башмака угодить ему, сидящему передо мной на корточках, прямо под длинный нос. Там у человека находится пучок нервных окончаний, и подобный удар не только нос уродует, разрывая хрящевую ткань, но и вызывает сильнейший болевой шок, который человек с низким болевым порогом бывает не в состоянии вытерпеть. Многие именно от болевого шока теряют сознание.
Но человек с высоким болевым порогом сознание не потеряет, однако может от боли завопить благим матом, уверенный, что умирает.
Не зная, какой у юнца болевой порог, я не пожелал рисковать и приглашать к себе находящихся поблизости ментов. Мне ни к чему были здесь, в этом месте, разборки с ментами. Но, сидя на мотоцикле, я сам являлся хорошей мишенью для ударов. Конечно, я имел возможность эти удары отбить, но все же это делать лучше, твердо стоя на ногах и имея возможность смещаться в любую удобную для меня сторону.
— Мальчик, — сказал я, перебрасывая ногу через седло и принимая естественное устойчивое положение, — вытри сопли, скажи дяденьке: «извините, товарищ капитан», развернись и дуй отсюда в высоком темпе. Иначе я тебя сейчас в одну из тех вон машин закрою, тебя отвезут в райотдел, и будешь ты там трое суток без еды, воды и, уж конечно, без пива сидеть в «обезьяннике». За просьбу в туалет будешь каждый раз получать дубинкой по шее. Правда, потом тебя все же выведут, но обратно в «обезьянник» снова дубинкой загонять будут. К сожалению, больше трех суток таких уродов там держать не полагается. Но с тебя и трех суток хватит.