— Мы, честно говоря, имеем слишком мало данных, не говоря уже об уликах как таковых. Противник у нас опытный, он тщательно продумывает каждое свое телодвижение, подстраховываясь на случай провала. Я имею в виду подполковника Пашунина. Он — наш главный противник. Он очень дорожит своим положением, мечтает тихо и мирно уйти не за колючую проволоку, где ему место, а на пенсию, и потому действует так осторожно и одновременно так нагло, желая пресечь в самом начале все действия против себя.
Это говорит не об особой одаренности Владимира Пашунина, а только о его опыте следственной работы. Те же профессиональные преступники тоже могли бы действовать таким образом, ума у них хватило бы и опыта тоже, но у них нет того стремления во что бы то ни стало зацепиться за свой социальный статус. Они действуют часто по принципу «Или пан, или пропал!». Пройдет — хорошо. Не пройдет — и ладно. И на зоне, как они считают, люди живут. Некоторые живут даже неплохо, как все мы знаем.
Например, слышала я, что Расинский устроился там неплохо. Здесь не могу не заметить, что подстраховку, даже самую простейшую, например с алиби, обычно пытается себе устроить не профессиональный преступник. Профессионалы, как я уже говорила, работают более откровенно и не менее нагло. Вот эту дерзость профессионалов подполковник Пашунин и попытался взять себе на вооружение. При этом, уверенный в себе, он отмел то, что отлично знает, — чем больше действий предпринимает преступник, тем больше у него шансов оставить улики. А он предпринимает много действий. Следовательно, и улик против себя оставляет много. Наша задача — до этих улик добраться и не пропустить то, что должно привлечь наше внимание.
— Ты подробнее расскажи про его действия, — предложил начальник уголовного розыска. — Это нам с тобой понятно, а другим, вероятно, не совсем.
— Я уже сообщала, что откуда-то в бумажнике, который внимательно, я надеюсь, осматривали и подполковник Скоморохов, и капитан Страхов, появился лист бумаги с заявлением в райотдел полиции о якобы найденном пистолете. Здесь налицо сообщник в самих органах экспертизы, который вложил свернутый лист в бумажник. А мы, отправляя бумажник на экспертизу, как обычно, поленились сделать опись содержимого, только посчитали деньги и взяли расписку в их получении. Это моя вина, которую я признаю. Я даже постановление о назначении экспертизы обещала только завтра к ним отправить. Я же утром только деньги пересчитывала, не заглядывая в кармашки бумажника. Решила, что эксперты просмотрят все сами и сделают правильный вывод. Хотя целый лист невозможно свернуть так, чтобы он затерялся в маленьком кармашке. Здесь есть какая-то оплошность Пашунина, которую мы пока не видим, но увидеть можем и должны. Я носом чувствую, что здесь его слабое место.