– А сейчас? – спросил я.
– Никого не осталось. Как дочка ихняя померла, так Вышинские отсюда и уехали.
– Ты, наверное, не знаешь имена этих людей, – без особой надежды проговорил я.
– Отчего же? Отца звали Владек, а мать – Марина. Это они тут и нарисованы, – мой собеседник ткнул пальцем в картину.
– А девушка на первом плане – их дочь? – уточнил я на всякий случай, снова поворачиваясь к полотну.
– Да, это она. Виолетта. Ей было всего шестнадцать, когда смерть пришла за ней.
– Отчего она умерла?
– Неизвестно, ваше благородие. Это ведь было давно. Однако слыхал я байку, будто она зачахла от несчастной любви, бедняжка. Должно быть, наши мужики эту сказку и сочинили. А вернее, что бабы.
– И кто же был ее избранником? – поинтересовался я, вглядываясь в тонкие черты лица этой девушки, умершей так рано.
От них веяло чем-то холодным, жестким и властным. Юная особа, жизнь которой сгубила несчастная любовь, по-моему, должна была бы выглядеть совсем не так. Гораздо больше она походила на роковую красотку из тех, что отбивают чужих мужей, а затем бросают их, отдают предпочтение молодому любовнику. Во всяком случае, слово «бедняжка» едва ли подходило ей.
– Кто был избранником? – переспросил мой собеседник. – Да ее отец. Поговаривали, что Виолетту отравила собственная мать. Из ревности.
Я перевел взгляд на рыжеволосую женщину. Да, в ней действительно ощущалась чрезмерная страстность, возможно, граничащая с нервной болезнью или даже серьезным психическим недугом. Особенно обращали на себя внимание глаза. В них проступал какой-то маниакальный блеск. Наверное, такие же были у древних вавилонских цариц, не ведавших жалости. Пожалуй, она могла отравить даже родную дочь.
– Значит, Вышинские жили в Кленовой роще? – Я снова повернулся к своему собеседнику.
– Совершенно верно, – кивнул тот. – Именно так я и сказал. Их дом когда-то стоял в низине. Теперь его, конечно, там нет. Время безжалостно к прошлому, ваше благородие. Не щадит никого и ничего. Имение польских князей было когда-то одним из самых прекрасных и богатых в этих местах, но теперь от него не осталось ничего – все рассыпалось в прах.
Собеседник мой наверняка был не из крестьян. Уж очень грамотной оказалась его речь.
– Но почему их портрет висит здесь, в сорока верстах от того места, где они жили? – спросил я.
Незнакомец усмехнулся.
– Дело в том, – ответил он, вытирая ладонью усы, – что хозяин харчевни – выходец из Кленовой рощи. Он купил эту картину еще там, у какого-то старьевщика, а потом повесил здесь. Наверное, думает, что она добавляет благородства его заведению.