Я понял, что до поры до времени мы из него ничего не вытянем.
Мериме, видимо, тоже так решил, потому что не стал настаивать, а вместо этого снял очки и начал аккуратно протирать стекла носовым платком.
– А скажи, приятель, – обратился я к нашему спутнику, – отец Василий давно у вас в приходе?
Меня заинтересовал человек, бичующий порок и сформулировавший собственную версию убийств. Конечно, едва ли священник имел в виду, что Господь лично снизошел до расправы над несчастными женщинами. Вероятно, он подразумевал стечение обстоятельств. И все же я был обязан рассмотреть все версии, даже самые безнадежные на первый взгляд.
То обстоятельство, что лесничий поехал с нами, вдруг представилось мне не такой уж неприятностью, тем более что вел он себя смирно и совсем не походил на человека, замышляющего против нас злодеяние. Кроме того, словоохотливость Бродкова могла сослужить мне отличную службу. Только вот мне не следовало забывать о том, что лесник вполне мог поехать с нами нарочно, чтобы отвести от себя подозрение. Например, «подбросить» нам отца Василия, любителя читать проповеди о заслуженной каре Господней.
– Нет, он приехал только в апреле этого года, – ответил на мой вопрос лесничий. – До него был отец Исайя, но мы похоронили его в марте, – Бродков размашисто перекрестился. – Царствие ему небесное. Он бы славным человеком и добрым христианином.
– Как он умер? – спросил я.
– Старость, ваше благородие. Почтенному отцу Исайе исполнилось восемьдесят три года. Пятнадцать из них он провел в нашем приходе и был истинным пастырем для нас.
– Ты сам прожил в Кленовой роще всю жизнь?
Бродков кивнул и ответил:
– Точно так. Все пятьдесят семь лет.
Я взглянул на него с удивлением. На вид я не дал бы леснику больше сорока пяти.
– И ни разу не бывал за границей?
– Нет, ваше благородие. Какое там. Дальше Петербурга не ездил.
Ага, значит, он все-таки покидал Кленовую рощу.
– Правда? – Я улыбнулся. – И как тебе столица?
Бродков пожал плечами. Никакого воодушевления мой вопрос у него не вызвал. Похоже, внимание прессы интересовало его куда больше, чем архитектурные красоты Северной Венеции.
– Грязно там, ваше благородие, – ответил лесничий, слегка поморщившись. – Не обессудьте, но у нас в деревне куда как чище. Уж не знаю, отчего, – добавил он почти извиняющимся тоном.
– А долго ты пробыл в Петербурге?
– Меньше недели.
– Что же ты там делал?
– Принимал дела у прежнего лесничего, старика Афанасия, царствие ему небесное.
Меньше недели. Нет, этого времени недостаточно, чтобы научиться так хорошо говорить. Я взглянул на Бродкова с подозрением. Тот ли он, за кого себя выдает?