Этот человек руководил операцией, и, наверное, лучшего варианта и не было. Парень обладал хоть каким-то подобием интеллекта.
— Лично я бы грохнул узорга тоже, — подал голос третий участник операции, совсем еще сопляк, недавно из учебки. Этот во всем подражал командиру, но вот чего не мог — так это спрятать свою глупость.
Ирцарио быстро привык к позывным или кличкам, которыми называли друг друга его временные компаньоны. Голого по пояс звали Зверем, главного — Мозгом, ну а молодому приходилось довольствоваться Мелким. От скуки Ирцарио мысленно комбинировал клички, получая то мелкого зверя с мозгом, то зверя с мелким мозгом. Чего он не мог понять, так это того, кто они. Кажется, речь уже не шла о космической полиции, в корабле рядом с ним сидели профессиональные военные, как бы смешно это ни звучало.
— Ты, Мелкий, дурак, — сказал Мозг. — Этого узорга даже пальцем трогать нельзя, понял?
— А если чуток из автомата пострелять? — засмеялся Мелкий.
— Это можно попробовать, — вмешался Зверь. — Я слыхал, что узорга даже очередь в упор не берет. Потому гинопосцы рубят им бошки.
Все трое повернулись к Ирцарио, и он ответил им скучающим взглядом.
— Верно я говорю? — спросил Зверь, раздувая ноздри в притворной ярости.
«Он что, правда пытается меня запугать?» — мысленно зевнул Ирцарио. Его взгляд упал на разрисованный торс Зверя, и Ирцарио поспешил отвернуться. Зверь, разумеется, принял это за появление слабости.
— Э, гинопосик, я с тобой разговариваю, — прорычал он, поднимаясь со скамьи. — Или ты только безоружным привык головы рубить, а теперь зассал?
Его никто не остановил. Мозг, видимо, хотел посмотреть, из чего скроен Ирцарио, а Мелкий был слишком мелким, чтобы вмешиваться в подобные разборки.
— Да, все так, Зверь, — кивнул Ирцарио. — Я рублю головы только безоружным. Те, кто держит в руках оружие, обычно удостаиваются другой смерти.
— Ты что сказал? — покривился Зверь.
Ирцарио вздохнул:
— Видишь ли, я привык говорить витиевато, украшать речь метафорами и прочими элементами выразительности. В некоторых галактиках это считается правилом хорошего тона, но здесь воспринимается скорее как сарказм. Поэтому чем сильнее я презираю стоящего передо мной человека, тем больше и сложнее буду говорить. Я так тренирую свое остроумие.
Зверь молча плюнул под ноги Ирцарио. Тот оценил жест. Зверь жил инстинктами, которые сейчас не могли не трубить тревогу. Ирцарио очевидно был опасен. Но и просто отступиться было нельзя. Потому Зверь и выбрал безвредный плевок.
— Балабол, — проворчал Зверь. — Поглядим, каков ты в деле.