— Третий день.
— Еду с собой брал? Такому парню много надо. Особенно в лесу. А признайся, есть хочешь?
— Нет, спасибо.
— Да что там благодарить без дела? Сейчас и поедим. Вот давай-ка сюда, здесь и присядем.
Они подошли к толстой ели. Рядом с ней стоял круглый старый пень. Молчун прислонил к нему свою палку.
Шульгин пригляделся к молчуну и почувствовал, как приостановилось сердце. Мгновенно все стало ясно. Именно его видел Шульгин в больнице. Только теперь, вблизи, он казался еще крупнее и старше. А во взгляде — все то же беспокойство — будто ищет какую-то нужную вещь.
— Помочь снять рюкзак? Вон какой он у тебя тяжелый — пуда два. Лямки в плечи так и впились!
— Не стоит, я сам, — быстро сказал Шульгин, отворачивая рюкзак в сторону.
— Да ты не напрягайся, помогу, — подскочил к нему коренастый и ухватился за рюкзак. — Ох, какая тяжесть, ну и силы у тебя! — Он стаскивал лямки, нервно хихикал, пыхтел и поддавал в дно рюкзака животом. Вместе поставили рюкзак на землю. Коренастый отошел.
Шульгин сел на рюкзак и обхватил руками колени. Пистолет за пазухой уперся ему в ребро — пришлось выпрямиться.
Коренастый рылся в своем мешке. Он там что-то перекладывал, сдвигал и наконец достал хлеб и колбасу.
— Держи-к, — сказал он Шульгину. — Да сломай ты эту ветку, что она тебе по глазам водит?
Он протянул руку, и ветка хрустнула перед глазами Шульгина. Отбросив ее в сторону, коренастый продолжал:
— Только не торопись лопать, мы тебе сейчас рюмочку для хода. Вспрыснем за знакомство.
«Напоить хотят, тогда со мной будет просто….»
— Я это не употребляю.
— Ты что? У меня сын — меньше тебя, а не трусит. Только поднеси — с рукой оттяпает… Ты сначала попробуй, она не помешает. Разговор веселей пойдет, а колбаса — божеской покажется.
Он, посмеиваясь, ухватил пальцами золотистое ухо «экстры» и распечатал ее. Достал из кармана куртки синий пластмассовый стакан и, резко наклонив бутылку, стал наливать.
Молчун сидел чуть в стороне и, как сыч, смотрел на Шульгина. Он медленно двигал челюстями, как будто жевал резину. Перед его глазами кружились комары, садились на лоб, но он будто не чувствовал их — не прогонял.
Шульгину стало страшно. Он даже губу закусил, чтобы не закричать.
— Ну, долго еще держать? — протягивал коренастый водку и заискивающе улыбался. — Не отраву же предлагаю?
— Я уже сказал, не буду, — повторил Шульгин и отстранил руку коренастого.
— А ты, видно, парень с характером. Чувствуется питерская закваска… Ну, не надо и не надо. Нам больше достанется, правильно я говорю? — обратился он к молчаливому приятелю. Тот не ответил. Только медленно наклонил голову, будто шея у него не гнулась и он сгибал ее через силу.