Она была неаккуратной. Микал хмурился, но лицо не очень-то изменилось. Назревала беда.
Конечно, она приказала ему остудиться и пропала. Обычно она не была против его общества, пока работала. Но она не хотела, чтобы он видел ее дискомфорт. Или слезы, что блестели на некоторых записках, брошенных в решетку с шипением.
Чтобы разозлить сильнее, все эфирные нити, что вели к несчастному Келлеру, были закрыты на концах. Требовалась большая сила и внимательность, чтобы так скрыть следы мага. Кем бы ни был убийца, он был тщательным и ужасно умным.
Она скривилась, но мысленно. Лицо леди так не искажалось.
— Я тебя слушаю, Щит. Произошла новая катастрофа?
— Нет. Я подумал… вы расстроены.
— Я взялась за неблагодарное дело. И моя библиотека в этот раз бесполезна, — она сдула локон с лица, ее раздражало, что он был не на месте. — Меня расстраивает только одно в этом деле.
— Ментат…
«О, ты об этом хочешь поговорить?».
— …не твое дело, Щит.
— Он расстраивает вас.
— Как и ты. Если не уйдешь, не шуми.
«Хоть я ни на что не надеюсь. Похоже, все решили сегодня испытать мое терпение. Даже экипаж».
— Как я расстраиваю тебя, Эмма?
— Мне перечислить? Я сейчас занята. Тихо.
— Как долго вы будете игнорировать…
— Сколько пожелаю, Щит. Если не перестанешь, я тебя заставлю.
— И как же, Прима?
Она осторожно опустила книгу, отряхнула книги, как от пыли, и встала. Ножки стула скрипнули о деревянный пол, она напомнила себе, что леди не кричит. Только потом она посмотрела в глаза Микала, в комнате стало холоднее. Все страницы шуршали, их задевал невидимый ветер.
Когда она убедилась, что сдержит тон, она заговорила:
— Всеми способами. Устал работать на меня, Микал?
— Конечно, нет, — он опустил руки, расслабился. Она не доверяла видимости. — Вы — моя Прима.
«Майлз Кроуфорд был твоим Главным, ты задушил его у меня на глазах, а потом издевался на трупом. Потому что он ранил меня», — было странно доверять жизнь Щиту, совершившему такое на ее глазах. Но он заслужил это доверие много раз. Опасностью от него было не простое убийство.
— Тогда зачем ты так себя ведешь?
— Он причиняет тебе боль, — он выпятил подбородок, выглядел нагло, как в Коллегии, и это изумляло. — Много боли, и я не могу остановить его. Он будет причинять боль, пока вы позволяете.
— Да, — гнев вдруг пропал. Ее корсет впился в плоть, она не знала, когда будет день, что уберет их из моды.
Конечно, мода была зверем, порой неудобным и глупым.
— Да, — повторила она. — Он причиняет мне боль. Мне говорили, что так бывает, когда есть друзья. Потому у моих коллег друзей так мало. Настоящих.