Я открываю глаза, расстегиваю платье, которое мягко падает на пол. Кожа гладкая, груди маленькие и приподнятые, и узкая талия. На мне белые хлопковые трусики.
Я снимаю их.
Бедра округлые, плавные, ноги стройные, благодаря всей тяжелой работе, которую я проделывала в детстве. У меня есть несколько белых шрамов на внутренней стороне бедер, но их не видно, когда я стою прямо. Нужно раздвинуть ноги, чтобы их увидеть.
Очень медленно, поскольку сердце колотится в груди, как угорелое, я поворачиваюсь к зеркалу спиной. И делаю то, что не делала с тех пор, как приехала в этот великолепный замок. Глубоко вздохнув, я перекидываю завесу волос на плечо, и оглядываюсь, чтобы взглянуть на спину. У меня непроизвольно руки сжимаются в кулаки.
Да, оно осталось.
Моя жизнь с зеленым экраном меняется. Появляется фон на заднем плане грязного притона. И как будто это произошло вчера, я чувствую, как грубые веревки впиваются в мои запястья и щиколотки, слышу насмешки и смех мужчин, едкий запах горящей плоти, и свои крики ужаса от мучительной боли.
Это сделано для всех, чтобы все видели.
На моей спине — это напоминание о моей реальной стоимости.
Выжгли, как у обычного скота, металлическим раскаленным тавро, поставив клеймо собственности. Буквы расплылись, поскольку я слишком сильно дергалась и орала, но все равно можно четко прочитать слова:
Валдислав Михайлов
Я просыпаюсь под звуки грома и дождя, колотящего по окну. Сильно. Дождь, бл*дь, идет на Рождество, а у меня в голове все стучит. Бл*дь. Я слишком стар для подобных игр.
Было все нормально, пока мы играли в безобидную игру для подростков Fuzzy Duck, но когда плавно перешли на Dirty Pint, я три раза подряд неправильно кинул жребий, я пропал. Черт возьми, Томми пил виски, я пил пиво, Лиам сидел с «Гиннессом», девушки пили вино и коктейли. Похоже, я понемногу добавил всего в свой стакан. Даже мысль об этом сейчас вызывает у меня рвотный рефлекс.
Я поворачиваю голову и охаю.
— С Рождеством, — говорит девица рядом со мной.
Я замираю. Не могу вспомнить, как уходил с этой женщиной.
Она поднимает голову от подушки, и я пытаюсь сфокусировать на ней взгляд. Блондинка с накладными ресницами, с размазанной помадой, но выглядит неплохо. Я смутно припоминаю ее. Она была в розовом топе и кожаной мини-юбке. Она так заправилась «горючим», что ей пришлось пойти пописать в кусты в чьем-то саду. Черт, мне было ненамного лучше. Я вспоминаю, как поднялись к ней в квартиру.
— Ты загляденье, Джек Айриш, — говорит она.
Ее голос, словно нож, проходит сквозь меня. Я ругаюсь и поднимаю руку, показываю, чтобы она не говорила ни слова! Она не обращает внимание на мой жест.