«Без звука не стучать», — прочитала героическая путница первую табличку.
«Хотите? Спросите», — высветилось во второй раз.
«Нет, это левее», — оповестила третья спичечная вспышка.
Ниже Глашка разглядела схематичное изображение срамного мужского органа, нарисованное неуверенной детской рукой, а левее, действительно, была веревочка от звонка.
Забывая дышать от волнения и пуча глаза, Глашка дернула за веревочку, потом дернула снова, потом пнула для верности дверь ногой и застыла столбиком в ожидании.
Пламенный глазок образовался на двери чуть выше Глашкиной головы. Ничего не обнаружив, он сполз ниже, сверкнув кухаркиной племяннице прямо в круглое, увлажненное от переживаний лицо. Затем глазок возник уже на уровне груди, где задержался подольше. Глашка холодела и истерически теребила приобретенную ранее ленточку. Глазок сполз до самой земли, где выбивали тревожную дробь Глашкины тупоносые ботинки, красные и с кружавчиками, полученные недавно от хозяйкиных щедрот — супруга купца пятой гильдии не влезла в них даже с мылом, рожком и кухаркиной помощью.
Глазок захлопнулся, и из-за двери вопросительно ухнули.
— Мы-мы-мы-мы… — мучительно затянула Глашка, дергая ртом, как будто сдувала муху. — Мы-мы-мы-не б Ку-ку-ку…
— А-а, — догадались внутри, и дверь, истошно скрипя, начала открываться. Дура Глашка неотрывно смотрела на светящуюся щель, как влекомая в ад душа грешника смотрит на приближающееся огненное жерло. Когда дверь открылась достаточно широко, кухаркина племянница, не по комплекции тоненько охнув, стала оседать на землю, но ее поймали сухие цепкие ручки.
Маленький старичок в махровом клетчатом халате и таких же тапочках, кряхтя под тяжестью Глашкиных телес, затащил их в дом и, отдышавшись, крикнул куда-то в глубину жилых помещений:
— Девица нервенная пожаловали!
— А на вид как? — поинтересовался густой бас, от которого Глашка, будучи в сознании, непременно сомлела бы и погрузилась в мечтания о грубой мужской силе.
— Личностью несколько бобра напоминают! — приглядевшись, отрапортовал старичок.
Глашка была усажена в барской мягкости кресла и приведена в чувство с помощью обмахиваний, вонючей жидкости из пузырька и настоя ромашки. Клетчатый старичок крутился вокруг нее, как опытный коновал вокруг приболевшей скотины, а ослабевшая кухаркина племянница жалостно мычала, добавляя сходства. Наконец взбодренная и порозовевшая Глашка утвердилась на ногах и предстала перед прославленным борцом с идрической силой.
Кузюм сидел за дубовым столом, навалившись на него верхней частью матерого туловища, и аккуратно кушал ватрушку. Был он велик, закален в боях и странствиях, выдублен ветрами, просолен морями, чрезмерно покрыт густым волосом, отливавшим медью, а очи его светились грозно и скептически. Оценив Кузюмовы масштабы, Глашка чуть было не хлопнулась в обморок вторично, но старичок с вонючим зельем был наготове.