— Это вам к Кузюму надо, — спокойно сказала старушка, выслушав рассказ о неистребимом привидении.
— Ты не ругайся, — обиделась Гнездилова кухарка.
— Дура ты. Али Кузюма не знаешь?
Кухарка жестами подтвердила, что никакие Кузюмы ей не известны.
— Хо, — удивилась гостья. — Это ж у вас сила балует идрическая, так? А Кузюм — самый главный с нею борец. И не шарлатан какой, а с документами.
— Было у нас уже двое таких, с документами, — пригорюнилась кухарка. — Одному он прям на лбу свою ересь написал, а другой ногу сломал. Сам, правда, сломал, об сундук, когда драпал. Плакали потом, сердешные…
— Это я не знаю, а только Кузюм борец изрядный, — веско ответила старушка. — Из самого дворца чего-то там изгонял. Оно фарфор царский колотило и царевен.
— Берет дорого? — деловито осведомилась кухарка.
— Хо!
Душевно сломленный и заметно схуднувший Гнездило, возненавидевший бессильной глухой ненавистью темное время суток, потустороннее, мешковину и бесовское слово «астролябия», в борцах с идрической силой разуверился. Однако супругу рассказ кухарки вдохновил. Втайне от хозяина дома, вспоминавшего о борцах исключительно матерными словами, на поиски изрядного Кузюма была послана дура Глашка. Сжимая в мокром кулаке клочок бумаги с накарябанным адресом «от зеленного ряда Гнилого рынка налево, до сапожной мастерской, затем по самой извилистой улице до первого целого фонаря и в тупичок», Глашка отправилась в путь.
На Гнилом рынке бесполезная кухаркина племянница успела купить красную ленточку, так что в тупичок она прибыла в благостном настроении. Дело было к вечеру. Сверху кто-то прицельно метнул в Глашку картофельные очистки, но она успела увернуться и стукнулась в первую попавшуюся дверь.
Унылая беременная баба завидного роста выдвинулась из темноты и настороженно взглянула на Глашку.
— Мне б Кузюма, — пискнула Глашка.
— Во, — басом сказала баба и ткнула пальцем в самую глубину тупичка, где царил густой полумрак, после чего захлопнула дверь и загремела засовом.
Оробевшая Глашка на цыпочках пошла в указанном направлении. Чем ближе она подходила к тонувшему в сумерках старому дому, замыкавшему собой тупичок, тем острее становилось желание убежать куда-нибудь на окраину, прыгнуть в телегу к первому же сердобольному поселянину, уехать в дальнюю деревню и жить там на лоне природы, в окружении малины, клевера и коз.
Представляя себе, как будет показательно голосить кухарка, сочтя племянницу утонувшей или украденной нехорошими людьми, Глашка уткнулась в новую дверь. На ней поблескивали какие-то таблички, а звонка или кольца для стука Глашка разглядеть не могла. Дрожащими пальцами кухаркина племянница стала зажигать спички, которые крала на кухне, чтобы потом любоваться у себя на чердаке голубоватыми огоньками. Спички попались негодные, из Гнездиловой лавки, они ломались и гасли, едва успев зажечься.