Ей тоже очень хотелось и магнит, и цветную раковину, и легкий, как крыло бедного бражника, резной кораблик на подставке размером с монету — но вот монет как раз и не было. И почему даже здесь, даже за радость нужно отдавать деньги, а деньги просить у мамы, а она точно не разрешит бродить с деньгами в кармане по таким вот неизведанным местам… Ох и раскричится мама, если узнает, где она была — так далеко от гостиницы и огороженного безопасного пляжа, в городе, у которого даже названия нет. То есть на самом деле, конечно, есть, но она его не знает, и у нее в голове он таинственно безымянный. Надо будет успеть обратно хотя бы до обеда — долго ехали, родители будут долго спать. И обязательно окунуться сначала, прибежать честной и мокрой, сказать, что купалась.
Магазины и лавочки множились, густели, и наконец город развернулся безбрежным рынком, настоящим, центральным, к которому ведут все дороги. Ряды праздничных лотков выстроились совсем недавно, покупатели еще не успели разорить пирамиды помидоров и повыдергивать самых красивых кур. Фрукты, овощи, рыба, алые пласты мяса, сырные круги, банки с вареньями-соленьями — все лежало свежее, еще не проснувшееся. Ешь до отвала, бесплатно — но только глазами.
Хотя нет, не только, еще можно носом. В него ударили сотни, тысячи… нет, миллион, ровно миллион запахов, и ни одного неприятного. Окорок с шоколадом, копченые травы, виноградный гусь на меду. Широкая женщина с кофейным лицом задумчиво окунала ложечку в банку с медом и вынимала ее, и мед тек медленно, как время. Она тоже как будто не замечала, не видела в упор, безмятежно смотрела поверх и сквозь.
Связки плоских малиновых луковиц были красивее всех маминых бус вместе взятых, и выглядели такими сладкими, что хотелось впиться в них зубами — и, наверное, заплакать. Закованное в панцирь существо цвета пламени водило по стеклу витрины-аквариума своими то ли усиками, то ли ножками, то ли глазками — кто же поймет его, существо из тех глубин, где не дано жить человеку. А дальше, за рядами, где искрилось и билось свежевыловленное, рыбный запах уступал без предупреждения место тягучей, невыносимой сладости. Тут было, наверное, все, о чем рассказывают в книгах, описывая невиданную султанскую роскошь. Финики, инжир, рахат-лукум, халва, нуга, пахлава… и клубничный мармелад. Ни один султан не станет пировать без клубничного мармелада, если хоть раз его пробовал.
И вдруг сквозь рыночное многоцветье прорезался темный силуэт — тот самый, который она толком и не разглядела, зато сразу же узнала. Темный человек стоял поодаль, у лотка с приправами, и смотрел прямо на нее. Он, в отличие от всех остальных, точно ее заметил, и глядел в упор. От этого сразу стало неуютно — чужой взгляд сковывает, выхватывает из свободного пространства, запирает в тесную клетку своего внимания. И темный человек, как будто подтверждая, что он прекрасно понимает это, спокойно ей кивнул.